Вечный колокол

- Да уж побольше тебя… Я давно хотел тебе сказать, да все повода не было.

Млад понял, что задумал Ширяй и для чего ему деревянный ящик, поэтому не стал ничего искать, а направился к плотникам, сколачивавшим щиты из бревен возле стены. Те, конечно, тут же отослали его к столярам, в мастерскую, находившуюся неподалеку.

- Домовинку, говоришь? - усмехнулся столяр, выслушав сбивчивый рассказ Млада. - Сделаю. Часа через два зайди.

И через два часа действительно сделал - без прикрас, как Млад и просил, но добротно, из сухого толстого теса, с двухскатной кровлей и петушком на коньке.

- Не удержался, - улыбнулся столяр, когда Млад перевел взгляд с петушка на него. - Без петушка как-то не смотрится.

- Ладно. Пусть будет с петушком.

По дороге в лечебницу Млад еще подумывал петушка отломать, но потом решил, что столяр прав: домовина так домовина. На посадничьем дворе он набрал сена и набил им ящик доверху - это немного расходилось с обрядом, но ему показалось соответствующим настроению Ширяя.

В лечебнице все удивленно оглядывались, когда он прошел через палаты с домовинкой под мышкой.

- Мстиславич, ты что-то долго как, - вздохнул Ширяй - без упрека, скорей с беспокойством. - Ты хоть пообедал?

- Да, я пообедал, - кивнул Млад, поставив домовинку на пол.

- Это чего? - спросил Ширяй, свешивая голову вниз.

- Ящик, - Млад пожал плечами. - Ты ж просил.

Парень некоторое время пристально смотрел вниз, а потом откинулся на подушку и поднял лицо повыше, закатывая полные слез глаза к расписному потолку. Млад испугался, что сделал что-то не так, и опустился на нары рядом с Ширяем.

- Мстиславич, - всхлипнул тот, хватая Млада за руку, - я думал, никто не поймет… Я думал, смеяться будут…

- Да что ты, мальчик мой… Что же в этом смешного? Давай-ка положим ее на место. Не под одеялом же, право, ее столько времени держать.

Ширяй кивнул и проглотил слезы.

- На мороз надо потом вынести, - сказал он, хлюпая носом, - но я боюсь, собаки утащат.

Вечером Ширяй отправил Млада в терем, к студентам, чтобы тот спал как следует, а не на тюфяке на каменном полу. Млад начал собирать доспехи, вытаскивая их из-под нар, когда понял, что брони, подаренной Родомилом, под нарами нет. Он посмотрел вокруг, нагнулся, глядя под соседние нары, но ничего похожего не увидел.

- Ширяй, а ты не помнишь, я броню где снимал вчера? - спросил он, сев на пол, и тут же подумал, что глупо спрашивать об этом шаманенка.

- Не, Мстиславич, я ничего про вчера не помню толком.

- Здесь ты ее снимал, - отозвался студент с соседних нар, - я помню. Красивая броня, я давно ее приметил.

- Куда ж она подевалась? - Млад снова полез под нары.

- Может, переложили куда-нибудь. Тут же пол два раза в день бабы моют. Надо у них спросить, - посоветовал студент.

- Ты у доктора Мстислава спроси, - включился другой. - Если ее убрали, то сначала ему показали: тут бывает, если умирает кто, доспехи остаются, он их хранит.

- Ты, Мстиславич, всегда бросаешь вещи где попало, - кивнул Ширяй. - Бросил в проход - и никто не знает, чье это.

- На себя посмотри, - ответил Млад и пошел искать отца.

Но ни отец, ни женщины, с которыми он говорил на следующее утро, не видели его брони. Отец сходил с ним в сарай, где хранил доспехи, оставшиеся без хозяев, но и там они ничего не нашли. Получалось, с тех пор, как он ее снял, никто вообще ее не видел! Не могли же ее, в самом деле, украсть! Это было бессмысленно. Во-первых, любой, кто наденет броню на себя, тут же будет изобличен как вор. А во-вторых, Млад никогда в жизни не слышал, чтобы у воина кто-то посмел украсть доспех. Они не запирали дверей и не сильно присматривали за своими вещами: никому и в голову не могло прийти опасаться воров!

На третий день Ширяй поднялся на ноги, и они с Младом сложили недалеко от стены погребальный костер - маленький настолько, что никто не догадался, чем они заняты.

- Ландскнехта я теперь не смогу убить… - вздохнул Ширяй, неловко ковыряя ложкой застывшую на морозе кутью.

- Знаешь, в мести как таковой смысла очень мало, - ответил Млад, - тем более в прямой мести. Ландскнехт - воин, как и мы. Он виноват в том, что убивает нас, ровно столько же, сколько ты виноват в том, что убиваешь их.

- Не столько же. Я свою землю защищаю, а он за деньги воюет!

- Это не его вина, это его ремесло. Как у наших дружинников.

- Все равно… - Ширяй опустил голову. - Я к однорукому кудеснику поеду. Он теперь меня послушает, как ты считаешь?

- Наверное, - пожал плечами Млад: ну что он еще мог ответить Ширяю?

Шутки богов… Причудливые нити судеб, связавшие жизнь мальчика с жизнью однорукого старца узлом подобия.

- Ладно, Мстиславич… - Ширяй поморщился. - Давай веселиться… На тризне положено веселиться…

Глава 8. Вернигора

Волот проснулся в темноте: ему почудился звук за дверью. Или не за дверью, а в покоях под его спальней или за стеной, где спал дядька… Более всего звук напоминал крик ворона - «крра-крра», зловещий и знаменующий беду. Он не знал, во сне слышал этот звук или наяву, но сжал кулаки и сел на постели: он не дитя, чтобы прятаться от ночных страхов под одеялом.