– Я наделил его возможностью не видеть чужие страдания, – возразил Адрамелех, – что может быть лучше?
– Только не слышать чужого веселья, – пробормотал я, припав лбом к холодной стене.
– Он что-то сказал?! – я уловил, как по комнате загулял ветер.
– Он ничего не говорил, ничего не говорил, – заверещал Кухериал, и смолк обреченно.
– Ты что-то сказал человечек? – голоса Адрамелеха дрожали от гнева.
– Я буду жаловаться, – пискнул бес.
– Что-о-о?! – взревел герцог. – Да я от тебя камня на камне не оставлю… – И вдруг смолк. Я решил, что оглох, настолько стало тихо. Понял, что путешествие в ад с самого начала было ошибкой. Да что там путешествие в ад. Мне следовало сразу же отказаться от этого заказа. Я боялся даже пошевелиться. Только стоял и ждал, когда следом за болью, пульсирующей в голове, придет боль, которая оборвет мои страдания.
– Это он? – послышался раскатистый бас.
– Да, ваше темнейшество, – вкрадчиво заговорил Кухериал, – убийца Светоча. Последняя надежда. А он ему глаза вырвал.
– Дай ему глаза, – велел голос.
– Пожалуйста, – безразлично сказал Адрамелех, пощелкал пальцами, и я внезапно прозрел.
Возле герцога седьмого круга возвышалась фигура в черной мантии, с длинной козлиной бородой и рогами надо лбом. Я сразу понял, кто передо мной – Князь тьмы, сам сатана. Глаза Люцифера пульсировали – то загорались огнем, то делались мертвыми, безжизненными, как у дохлой рыбы.
– Какой дар ты преподнес нашему гостю? – обратился он к Адрамелеху.
– Теперь он может видеть в темноте, – проговорили рты.
Я медленно кивнул. У меня было ощущение, будто глаза стали больше и не помещаются в глазницах. Подтверждая мои опасения, Кухериал поинтересовался:
– Ты чего это так вытаращился?
Я попробовал моргнуть. Не получилось.
– Ва-аше темнейшество, ва-аше мракобесие, – заныл бес, – он что, так и останется теперь?
– Большими глазами удобнее дорогу освещать, – злорадно заметил Адрамелех.
«Глаза-фонари», – промелькнула мысль. От всего, что мне уже пришлось пережить в аду, голова шла кругом.
– Сделай так, чтобы они выглядели менее заметными, – повелел сатана. – Проводи гостей и немедленно ко мне – на разговор.
– Я все сделал, как надо! – Рты оскалились. Глаза налились кровью. Ладони сжались в кулаки.
– Беда с этим Пределом гордыни, – устало проговорил Люцифер и принялся отрывать от Адрамелеха конечности. Они отделялись от громоздкой массы тела с тошнотворным хрустом и чавканьем, во все стороны летели брызги крови.
Герцог седьмого круга завизжал:
– Я все понял! Осознал свою ничтожность. Do ut facias. Do ut facias [38]
!Визг получился таким пронзительным, что я едва не оглох. Даже Кухериал попятился, закрывая уши.
сатана удовлетворенно кивнул, шлепнул по торчащей из беспорядочной плоти заднице и обернулся ко мне:
– Ты! Подойди!
Я замялся, и бес изо всех сил пихнул меня кулаком в бок:
– Живее!
Князь тьмы взял меня за плечо.
– Я отмечу тебя своей печатью, – сказал он, – отныне ты в услужении у тьмы.
Я послушно склонил голову. Раскаленный коготь коснулся моего лба, а затем правой руки. Все произошло мгновенно. Укол боли – и возле указательного пальца появилось нечто, похожее одновременно на родимое пятно и чернильный вензель.
– На тебе печать самого дьявола, – шепнул в ухо Кухериал, – ты должен гордиться… Ваше темнейшество, благодарю вас! – он поспешно схватил одну из усеянных перстнями ладоней и припал к ней.
– Ступайте! – проговорил сатана. И в ту же секунду мы перенеслись к огненным вратам.
Вокруг царила тишина. Усыпанная серым пеплом земля была теплой и исходила паром. Грязно-белое небо затянули бесцветные облака.
Я заметил, что бес не в настроении.
– В чем дело?
– Проклятье, – пробормотал он и почесал лысину между рожек.
– Да что случилось?!
– Адрамелех не простит. Мы видели его позор. И тебе, и мне крышка, Васисуалий. Хотел бы я оказаться как можно дальше от этого несправедливого мира. Подальше. Как можно дальше.
5
По возвращении меня ожидал неприятный сюрприз. Бабье лето сменилось серой осенью. Москва оказалась холодной и сырой. Деревья окончательно разделись. В пасмурном тяжелобрюхом небе носились тупые галки. День кончался. Прохожие поглядывали на меня с недоумением. Рубашка и кожаный пиджачок выдавали во мне курортника с жаркого юга. Да и этот скромный наряд был не первой свежести. Весь в следах черной копоти. Подозреваю, серой от меня смердело за километр. Собачонка, пробегая мимо, повела носом и фыркнула.
После адского пекла мне показалось, будто я угодил на Северный полюс. Кухериал же чувствовал себя вполне комфортно. Он облачился в песцовую шубу и высокие сапоги – ноги беса в онтологической иллюзии опять лишились копыт и козлиной стати.
– Холодина! – Я обращался к бесу, но мой выкрик порядком распугал прохожих. Некоторые даже поспешили перейти на другую сторону улицы. Правильно сделали. Никогда не знаешь, что ожидать от типа, разговаривающего с самим собой.
– Тиш-ше, – прошипел Кухериал. – Забыл, что меня никто не видит?
Я понизил голос:
– Привык в аду, что тебя все видят.
– Отвыкай.
– Холодина, говорю…