– Как же так? – пробормотал я и попятился от церкви. Первый из огненных шаров влетел в окно, выбив стекла. Внутри раздалось гулкое «пафф», и здание осветилось, будто врубили мощный прожектор. Следом за первым шаром последовал второй и третий, а за ними остальные, и вскоре церквушка полыхала факелом. К небесам поднимался столб черного дыма. А адские посланницы все летели и летели, неся с собой огненную смерть.
Я стоял поодаль, рядом с бесом, наблюдал за происходящим. Двери выгибались под ударами, экзорцисты пытались выбраться наружу. Но то ли доска была заговоренной, то ли обессиленным людям не хватало сил, но им так и не удалось открыть двери. Затем огонь окончательно пожрал дерево, и стало видно, что в пылающем зеве церковного входа царит один только всепоглощающий жар, что там давно уже никого не осталось в живых.
– Пусть все они отправятся на небеса, – сложив ладошки и изобразив кроткий взгляд, проговорил Кухериал. – В аду нам они не нужны! Хочешь, – предложил он, – можешь пройтись по церкви, посмотреть, как они догорают? Ощущения – самые приятные. Почувствуешь себя хозяином персонального крематория. Ты же у нас и в воде не тонешь, и в огне не горишь.
– Спасибо, что-то не хочется, – отказался я.
– Надеюсь, в твоем голосе не сострадание звучит? – насторожился Кухериал. – Сострадать нужно сострадающим тебе. Сострадающих самим себе необходимо устранять от себя. Из сострадания к себе.
– Не волнуйся, – буркнул я. – Сострадания во мне нет.
В тот же день я взял у Мамона рекордный кредит в тридцать тысяч долларов – их принес важный архидьявол с одним рогом – и нажрался, как свинья. Вввалился в бар на Кантемировской и выжрал целую бутылку водки, залив ее таким количеством нефильтрованного пива, что вечер затерялся в алкогольном небытие. Только помню, как ко мне одна за другой подходили знакомиться какие-то дамочки, а их кавалеры грозились набить мне морду, но, оценив улыбку железных зубов, куда-то исчезали. Потом усталость окончательно ушла, и я танцевал, неутомимо выделывая коленца, падал, поднимался и снова танцевал, заказывал музыку, орал под музыкальный автомат и глотал пиво…
Очнулся я только утром. Открыл один глаз – на белом потолке возник мутный круг света. Мне стало страшно. Я так привык спасаться бегством, что был уверен – стоит остановиться, и немедленно станешь жертвой. Я не мог позволить себе утрату ясности сознания. Правда, я напился в самом начале этой сумасшедшей истории, свихнувшись от видений, – но в пределах конспиративной квартиры, закрыв себя на несколько замков. Да еще потом в поезде с вечным ментом, собираясь его отравить… Та попойка закончилась для меня весьма печально. Я летел из окна, как птица с отбитым охотничьей дробью мозгом.
«Черт побери, – подумал я, – меня могли накрыть в этом заведении экзорцисты». Продираясь через похмельный дурман, я внезапно вспомнил, что экзорцистов больше нет. Мне разом полегчало. А потом опять поплохело, когда я вспомнил, что с ними сделали падшие. С ними и с отцом похищенной девочки.
Я дошел до крайней степени грехопадения. Как там говорит Кухериал: «великий грешник». Что ж, я стал много хуже великого грешника. Чудовище в теле человека.
Я повернул тяжелую голову и обнаружил спящую у меня на плече мерзкую толстуху. На вид ей было лет сорок, не меньше. Со мной, все же, случилось страшное. Но не настолько страшное, насколько я предполагал. Хотя, зная, что посмертное существование есть, иные предпочли бы умереть. Я обвел мутным взглядом комнату с убогим убранством и едва не выпрыгнул из постели, увидев Кухериала.
– Проклятье, – проворчал я, – до сих пор не могу привыкнуть к твоим внезапным появлениям.
– Я думал, ты к полным женщинам равнодушен, – заметил бес, – оказывается, ты все это время скрывал свои истинные пристрастия. Она очаровательна. На этой неделе ты у нее пятый. До тебя был сантехник из местного ЖЭКа, пришел, понимаешь, кран починять, а она на него как набросится. Сначала, конечно, всосал бутылку. Куда без этого…
– Закрой пасть, сволочь рогатая, – попросил я, аккуратно переложил женщину на подушку – к счастью, она так и не проснулась – и зашарил по полу, в поисках одежды. Мои вещи оказались раскиданы по всей квартире. С трудом припоминая подробности вчерашней ночи, я побрел в ванную. Кое-как соскоблил с лица щетину – дамская бритва была порядком тупой. Потом я очень медленно оделся, чувствуя, что в голове бьет колокол – каждый удар грозил расколоть череп. Так же медленно я спустился по лестнице во двор.