Вечный огонь

В то утро выбривался с особым тщанием. Жена его, Франя, Франческа Даниловна, преподаватель биологии, не пошла на уроки, отпросилась: такой день! Муж уходил в испытательный поход. Дочь Валентина — он ее называет Валёк (полная, круглая, действительно на валёк похожая) — тоже отпросилась на работе: в штабе части машинисткой служит.

Командир соединения, адмирал, прислал за ним свою темно-зеленую «Волгу». Жена и дочь сели на заднем сиденье, он рядом с шофером. Несколько расстроенный тем, что женщины не пожелали проститься дома, напросились проводить до борта, он всю дорогу молчал. Но праздник не был испорчен. Так и подмывало Анатолия Федоровича оборотиться назад, подмигнуть заговорщицки Фране, как обычно делалось в час доброго расположения, сказать дочке с удивленным видом:

— И ты здесь, негодница?

Валентина не обиделась бы на такое слово, как никогда не обижалась, потому что оно звучало в устах ее папки не бранчливо.

Говорят, горе в одиночку не ходит: вслед за первым ударом жди второго. Верилось, удача тоже приходит не в одиночку. Только что его поздравили с присвоением звания капитана второго ранга, и вот ему доверена лодка, недавно спущенный на воду атомный корабль, красавица субмарина. Стоит она в ожидании своего командира у дальнего плавучего пирса, повернутая лобастой головой к скалистому берегу. Выглядит она черным огромным чудищем с лоснящейся кожей. Чуть выше ватерлинии по скулам выведена неширокая белая полоса, делающая ее похожей на ощерившегося кашалота.

Анатолий Федорович, простится с ними, со своими дамами (так он их в шутку называет), у общей проходной, на пирс не пустит. Поднимется на второй этаж санпропускника, переоденется в рабочую форму. У трапа его встретит дежурный офицер, подаст команду «смирно», которая почему-то всегда звучит для Мостова торжественно и высоко…

Перед этим он всю ночь не спал, ворошил, ворошил прошлое, доискивался  д о  с е б я, хотел понять, откуда у него нашлось столько силы, гордости, упорства пройти такой путь, не уронив себя, не запятнав. Что подняло его над другими, ну, скажем, над многими сверстниками-односельчанами, над многими друзьями по службе, которые остались до сих пор штурманами или в лучшем случае старпомами, ведь некоторые казались — да и были на самом деле — проворней и удачливей, но не им, а ему доверили экспериментальную лодку.

Так кто же он и что собой представляет?

В детстве в мальчишечьей гуще никогда ватажком, заводилой не бывал, вперед не выступал. В походах на дальние плесы, в набегах на отдаленные бахчи держался в общем гурту. Все было, как говорится, серединка на половинку. И трусил в меру, и храбростью особой не выделялся. Случалось, почувствовав опасность, улепетывал так, что уши от ветра холодило. Летел, не разбирая дороги, по колючкам терна, продирался сквозь заросли шиповника, несся и по пахоте, и по густому травостою, который больно резал, попадая между пальцев босых ног. После молчаливо сносил подтрунивания и дразнилки. Когда уж совсем закипало в душе, смелея, давал сдачи. И сам ходил с разбитыми губами, и другим разбивал. Его обижали, и он обижал.

Большого прилежания к наукам не выказывал. Другие читали запоем книжки, самозабвенно что-то мастерили, он этого за собой не замечал. Военно-морское училище окончил без отличий и наград. Особой тяги к главенству, к командирским заботам и обязанностям не ощущал. Даже опасался выдвижений-назначений. Вдруг явилось сознанию, как открытие: нигде, кроме флота, нигде, кроме как на корабле, быть не сможет. Привычка, что ли? Наверно, права поговорка: свыкнется — слюбится? Возможно, и это. Но не только. Нечто большее, нечто поважнее. Лодка — в ней теперь заключено все, в ней собран весь мир. Прямо признаваться в любви к кораблю как-то неловко, несолидно, потому откровения свои прикрывал философской шуткой: «Когда в буйстве хаоса появляется центр тяготения — наступает гармония. В моем бытии появилась лодка — и все поставила на свои места». Потирая переносицу, посерьезнев, уже без улыбки, с теплым холодком под ложечкой спросил себя: «Неужели нашел то, ради чего появился на свет божий?..»

Захотелось тут же отправиться в гавань, постоять на палубе своего корабля, даже не спускаясь вниз, в центральный пост, не поднимаясь вверх, на мостик, просто постоять на палубе у ограждения боевой рубки, погладить остывший металл, похлопать, будто коня вороного по холке.

Рывком освободился от одеяла, сел на постели, включил ночничок, что стоит на тумбочке, нащупал ногами тапочки. Жена Франя приподняла голову, испуганно спросила:

— Что с тобой?

— Все в норме. Отдыхай. Пойду на кухню покурю!

— Ты же не куришь?..

— А… добро! Тогда будем спать.

2

Алеша брал с разделочной доски горячий блин, сворачивал трубочкой, пофукивая на пальцы, макал блин в сгущенку, налитую в голубое блюдечко.

— Ма, подкинь!