Вечный пасьянс (сборник)

— …и изрек пустынник: «Отныне ты будешь пригонять в наши сети радужных рыб из Страны Заката — это и наказание тебе, и служба тебе, и награда тебе!» И взмолился солим, запричитал, задрав головы к бледным звездам: «Не могу ослушаться тебя, повелитель, но и служить тебе не в силах — преследует меня Дух-Близнец и намерен преследовать до тех пор, пока не просохнет слизь с моих лап, пока не затвердеют следы в лазурной тине, ибо желает воссоединить свою суть с моей ипостасью!» Усмехнулся пустынник: «Есть надежное средство против Духа-Близнеца и отринет оно его замысел!» «Какое?» — простонал солим, уверовав в пустынника более, чем в самого себя. «Всякий Дух любит держаться близ открытого огня, и твой Близнец — не исключение! ЕСЛИ ЗАМАНИТЬ ДУХА В ПЛАМЯ, ЧАРЫ РАЗВЕЮТСЯ!» И задумалось чудище, пригорюнилось — не полезет призрак в огонь, как ни упрашивай. Вдруг как завопит о семь глоток истошно: «Чую его, приближается!» Прыг в костер! Опалил себе лапы, и просохла слизь. Прижег головешками отпечатки следов — затвердела лазурная тина. Сгинул Дух-Близнец, растворился в ночной синеве, с дымом суть смешал, а не с ипостасью солимовой! Так пустынник посрамил зло. Прошло много зим, отошел к Духам предков хитроумный камариск, но не забылись его подвиги, и, если радужная рыба трепещет плавниками, когда ее достают из рыбачьей сети, знайте! — она передает привет от семиглавого солима, отпущенного в Страну Заката!

Гримобуччу притча привела в восторг. Он вскакивал, бормотал непонятные слова «лингвистический заповедник», «новоявленный Гомер», «песнь Оссиана», а когда сказание подошло к завершению, водрузил на шею жрецу сверкающее ожерелье и крепко обнял. Он еще долго пытался уговорить Дагопеля повторить притчу, предлагая разные диковины из мира Больших Людей, но старик был непреклонен. Как всем камарискам, ему было присуще чувство меры. Дважды за вечер рассказывать одну и ту же историю его не смогла бы заставить даже великая дева Чегана.

Убедившись в тщетности своих намерений, Большой Человек воздал должное содержимому всех по очереди кувшинов. К полночи он угомонился и пристроился спать прямо у догорающего костра. Сколько его ни тормошили, он только мычал и ревел, как самец смутанга в период гона.

И когда Моготовак убедился, что сон гостя крепок, он позвал Старейшин на совещательную лужайку. Место это называлось так потому, что и парламент, и церковь камарисков обладали правом только совещательного голоса. Окончательное решение оставалось за вождем.

— Отцы племени, друзья мои! — сказал он, когда собрались все. — Разговор предстоит долгий. В стойбище пришел Большой Человек, и мне неведомо, хорошо это или плохо? Когда мне было столько зим, сколько теперь моему младшему сыну, я отправился повидать иные земли. Так уж случилось, вы знаете, что мне пришлось пожить среди сородичей Гримобуччи. Они знают и умеют многое, и я многому от них научился, но до сих пор я не в силах ответить: пользу или вред принесло это камарискам? Судите сами: наши девушки стали носить украшения, и воины охотно берут их в жены…

Старейшины признали, что это — хорошо!

— …про бусы и серьги я узнал от Большой Женщины. Наши рыбаки ловят жирных солимов стальными, а не костяными крючками. Наши жены коптят рыбу, подвешивая на тех же стальных крючках за жабры. Когда не ладится охота на смутангов, мы обходимся рыбой. Камариски забыли, как урчит Дух Пустого Брюха. Стальные крючки я принес из Большого Мира…

Старейшины согласились, что и это — на пользу племени.