— Более того, он угрожал руководству Симулякра и лично императору. Обещал раскрыть какие-то зловещие тайны.
— И что же он вам рассказал? — слежу за реакцией Ломакина, а по хребту проходит холодок. Зачем, спрашивается, он мне об этом сообщает? Это такая завуалированная угроза? Или предупреждение?
Ломакин слегка мрачнеет:
— Ничего особенного. Перед участием в турнире с ним связалась некая женщина, которая обещала содействие в обмен на молчание. Кто это был, он не знает. Никаких свидетельств их взаимодействия не сохранилось. В том числе и в архивах Симулякра.
Некстати вспоминаю наш с Адой поход в Архивную башню. Да нет. Если она действительно Админ, то к чему ей такие пляски с бубном? Ведь она должна уметь воздействовать на Симулякр напрямую.
— А точно ничего не было? Может…
— Кто-то подтёр, — заканчивает за меня инспектор. — В общем, ничего непонятно, но очень интересно.
Трудно поверить, что местные безопасники такие милосердные.
— Получается, он умер после того, как с вами пообщался?
Ломакин складывает руки на груди и отворачивается:
— Если быть точнее — в середине допроса. Так что мы не успели выяснить, было ли за душой у него что-то ещё.
— Ну и методы у вас, Майор Лом, — произношу укоризненно, с трудом справившись с так и норовящей отвиснуть челюстью. — Не представляю даже, что вы там с беднягой творили.
Инспектор тут же излишне эмоционально открещивается:
— В том-то и дело, что мы его пальцем не трогали! Когда его вызвали на беседу, он так испугался, что сотрудничал вполне охотно. И тут — раз! — такая неприятность. Медики успели только констатировать смерть, а после заключили, что сердце не выдержало.
«Неприятность» — вот это как для него называется. И не то чтобы я был сторонником повального человеколюбия. Да и самого Вырви Глаза никогда не жаловал. Но то, как говорит о его смерти Ломакин… царапает. Хотя, наверное, ему по должности положено.
— Не выглядел он больным, — скептически поджимаю губы. — Дурным — да, а вот болезным — ни грамма.
Инспектор охотно соглашается:
— В его медицинской карте тоже никаких данных по этому поводу. Воздействие на организм каких-либо веществ также исключено. Физическое… кхм… воздействие исключено так же — в нашей канцелярии другие методы.
Вспоминаю «Дело чести», которое испробовал на мне недавно Иван Васильевич.
— А психологическое? Может, своими виртуальными фокусами передавили?
Ломакин понятливо усмехается.
— Мы встречались за пределами Симулякра, в нашей реальности, — от подозрений в применении «фокусов» он, однако, избавлять меня не торопится. — У нас тут повсюду камеры. Есть запись беседы, которую уже изучила комиссия по надзору за пристойностью органов правопорядка. Никаких нарушений выявлено не было.
Что не было — это хорошо. Но я услышал нечто, напрямую меня касающееся:
— Камеры? И тут?
— А как же! — усмехается инспектор. — Вдруг ты тоже прямо здесь соберёшься окочуриться? Второго трупа за несколько дней моя и так подмоченная репутация не выдержит.
— Не дождётесь! — мой голос повышается сам собой. — По крайней мере, сделаю всё, чтобы этого не случилось.
— Вот и хорошо, — Ломакин, напротив, заметно успокаивается. — Но страховка не повредит… Аналитики считают, что смерть Вырви Глаза наступила в результате естественных причин. Однако её всё равно можно использовать для дискредитации нашей службы и меня лично.
Задумчиво потираю подбородок:
— Не слишком ли сложная схема получается? Да и бессмысленно. Вряд ли случившееся как-то серьёзно на вас повлияло.
— Никогда не знаешь, из какой мухи раздуют слона, — пожимает плечами Ломакин. — Может, и из этой.
Хмурюсь и пристально смотрю на него:
— В любом случае, я не понимаю, для чего вы мне это всё рассказываете. Мы с Вырви Глазом не были даже знакомы, просто соперничали на турнире.
Антон Викторович отводит взгляд и некоторое время молчит.
— Перед тем, как с ним произошла та самая неприятность, он упоминал твою команду. А потом сообщил, что предложение помочь во время турнира получил не только он…
— Не-не-не, даже не думайте повесить такие заморочки на меня! — сразу понимаю, к чему клонит этот жучила. — Мне никто ничего не предлагал, да и Папке с Куджо — вряд ли.
— Я и не считал, что ты воспользовался предложением, — хмыкает инспектор. — Аналитики не нашли в ваших действиях ничего необычного. Но тебя вполне могут вызвать для беседы вышестоящие. Не стоит болтать там что попало. Но ты это и сам понимаешь, верно?
Куда уж вернее. Киваю и вспоминаю ещё про одних «героев» Большого турнира:
— А что насчёт команды 365? Не могли они получить то же предложение, что и Киберпанки?
Ломакин как-то криво усмехается и поворачивается к виду на город спиной, опираясь поясницей на перила.
— Насчёт них у меня есть две новости, — загадочно сообщает он. — Хорошая и плохая. Тебе с какой начать?
— С плохой.
— Значит, начну с хорошей, — вот же гад! И зачем тогда спрашивал? — Программа, которую мы внедрили с твоей помощью, сработала отлично.
Ого, хоть что-то радует!