Вечный sapiens

«Расслоение общества возмущает людей в низших слоях. Даже такие незначительные различия, как между рабом или хозяином или между комиссаром и рабочим, люди терпят неохотно, если вообще терпят. Шансы на то, что массы молча снесут возникновение глубокой пропасти между смертными и бессмертными, равны нулю. У элиты есть довольно простой выбор: поделиться бессмертием или быть разорванными на части».

Роберт Эттингер «Перспективы бессмертия»

«Они еще трудятся, ибо труд – развлечение. Но они заботятся, чтобы развлечение не утомляло их. Не будет более ни бедных, ни богатых: то и другое слишком хлопотно. И кто захотел бы еще управлять? И кто повиноваться? То и другое слишком хлопотно. Нет пастуха, одно лишь стадо! Каждый желает равенства, все равны: кто чувствует иначе, тот добровольно идет в сумасшедший дом».

Фридрих Ницше «Так учил Заратустра»

«В этот момент меня охватила глубокая печаль. Я более остро, чем когда бы то ни было, ощутил отчаяние от своей человеческой непрочности и недолговечности. Дон Хуан всегда утверждал, что единственным средством, сдерживающим отчаяние, является осознание смерти… осознание нашей смерти является единственной вещью, которая может дать нам силу вынести тяжесть и боль нашей жизни…»

Карлос Кастанеда «Учение Дона Хуана»

Коробка оказалась не столько тяжелой, сколько немного неудобной в носке. Поэтому я испытал определенное облегчение, когда, распахнув дверцу машины, поставил ее на заднее сиденье. Открыл картонную крышку, посмотрел внутрь. Там лежали упаковки с каким-то медицинским препаратом.

– Что это? – спросил я свою спутницу, усаживаясь на водительское кресло и запуская тарахтящий дизель.

– Криопротектор, – ответила Валерия Прайд, сев рядом и захлопнув дверцу. – Как ехать, знаете?

– По Ленинградке, а там покажете…

Она была сумасшедшей. Она была одержимой. Она была директором конторы по отправке людей в будущее. А точнее, руководителем российского и, кстати, единственного в Европе центра по замораживанию людей.

Идея простая и давно известная: если вы больны раком и умираете, вас можно заморозить и разморозить тогда, когда наука научится лечить рак. Дальше начинаются сложности – научного, организационного и юридического характера. Заморозить – дело нехитрое. А вот размораживать крупных млекопитающих после глубокой заморозки так, чтобы они потом ожили, пока не получается. Тут вся надежда – на науку будущего. Кроме того, просто так заморозить живого человека, пусть даже умирающего, нельзя: закон об эвтаназии у нас, к сожалению, еще не принят, и потому это будет считаться убийством. А вот когда он сам помер в муках – это хорошо и правильно. Поэтому терпеливо дожидаются смерти и уж потом замораживают. В надежде на то, что наука будущего сможет не только корректно разморозить, но и оживить труп, а также омолодить, и, конечно же, подлечить отмороженного, ибо какой прок жить целую вечность со старческим геморроем в старческой заднице?

Мы ехали в Алабушево, в криоцентр, где хранятся первые замороженные россияне, купившие себе путевку в будущее. Мне хотелось самому посмотреть на это Чистилище, где в ледяном безмолвии ожидают жизни вечной мои современники.

Моя спутница Валерия Прайд – человек мечты. Она не только директор криоцентра, но и лютый трансгуманист. Вот как раз из штаб-квартиры московских трансгуманистов мы и ехали в Алабушево. Кто такие трансгуманисты? Мечтатели и философы! Я сам по большому счету трансгуманист, а моя книга «Апгрейд обезьяны» (в новом издании «Венец творения») является просто настольной книгой всякого уважающего себя трансгуманиста.