Мария только глянула на меня и выбежала в другую комнату. Она принесла партитуру, зачем-то полистала ее. Мне казалось, ее пальцы чуть-чуть дрожали, хотя это, должно быть, лишь показалось мне. Она открыла титульный лист, посмотрела на него, потом легонько потянула и тут же отпустила. Неужели она хотела вырвать эту страничку? Нет, мне, должно быть, показалось.
- Я бы не пришла к тебе, если б не...
- Ладно, Ина. Ты ведь знаешь, мы без слов понимаем друг друга.
- Видишь ли, Мария...
- Ничего не говори, Ина. Я начну плакать, и тогда... Лучше подумай, что сказал бы сейчас Арон.
- Мы будем беречь ее...
- Я знаю.
Мы простились.
Мария искала, что бы мне дать с собой, и наконец нашла - мешочек гороха. Я не хотела брать, но отказаться было невозможно.
Уже в дверях она взяла меня за руку и сказала:
- Знаешь, что я хочу? Собрать людей в большом зале, таком большом, чтобы там уместились все. И выйти на сцену и долго-долго петь им самые лучшие песни.
Я слушала, не дыша.
- И еще... Еще мне хочется, чтобы мы, две старушки, закутавшись в платок, сидели в первом ряду партера и слушали, как поет твоя Мирка, мировая знаменитость.
Тут я сказала:
- Не надо, Мария.
Я не могла больше слушать и ушла.
Теперь действительно никто не смотрел на меня, не оборачивался. Я никого не боялась, хоть и знала, что надо остерегаться.
Вот узкая уличка. Ворота гетто близко, возле них по-прежнему ходит чех, значит, я успела, надо только прибавить шагу. Еще быстрее. В конце пути время как бы останавливается, растягивается. Я бегу, и ворота уже близко, близко.
Вдруг я останавливаюсь и начинаю идти медленно, очень медленно. Зато время теперь спешит. Мы поменялись ролями. Как на сцене.
У ворот, рядом с чехом, стоит Шогер.
Все-таки он подстерег меня.
Я думала, сегодня его не будет, но он здесь, он улыбается, манит меня пальцем и ждет. Он, должно быть, счастлив, Шогер. Он давно хотел уличить меня в том, что запрещено под страхом смерти. А я только сейчас хватилась, что жакет с желтыми звездами висит на руке. Может быть, Шогер не заметил. Я могу еще надеть жакет, и тогда меня только высекут за горох. Может, только высекут... Но в жакет завернута партитура. Он увидит ее, с автографом Галеви, с двумя строчками Арона, и тогда сегодня, на генеральной репетиции, никто уже не выйдет на сцену и не крикнет:
- Ребята! Вот "Жидовка"!
Шогер может улыбаться. Его час настал. Совсем недавно, собственноручно обыскав меня, когда мы возвращались с работы, он сказал:
- Лично вы не существуете для меня. Мне плевать-живая вы или мертвая. Мне мешает только ваш голос, пока он не попал в мои руки. Надо полагать, это рано или поздно случится, и тогда вам несдобровать. Я, конечно, буду весьма огорчен. Но что поделаешь...
Почему я волнуюсь?
Теперь и в самом деле не стоит волноваться. Я не на сцене и не на глазах у людей. Надо думать и надо стараться, чтобы не дрожали руки, тогда и голос дрожать не будет.
Одной рукой я прижимаю к себе жакет, а другой встряхиваю мешочек с горохом. Все равно несдобровать мне сегодня: я без желтой звезды, и горох уже не имеет значения. Я накрасилась, а нам запрещена любая косметика.
Я иду твердым, шагом, подняв голову. Я действительно могу уже никого не бояться, я обрела это право. Я встряхиваю мешочек, горох гремит, как тысяча кастаньет, и мне весело.
Я усмехаюсь.
- Вы довольны? - спрашиваю Шогера. Он тоже улыбается.
Я гремлю горохом высоко, под самым носом у Шогера, и тысяча кастаньет взрывается тысячью залпов.
Он вырывает у меня мешочек и швыряет прочь.
- Жакет не мой, - говорю я. - Разрешите вернуть владельцу, и я к нашим услугам, господин комендант.
- Только быстро, - отвечает Шогер.
Я вхожу в гетто, всей спиной чувствуя обжигающий взгляд Шогера.
Мимо кто-то идет. Я не знаю кто, но кто-то знакомый. Поспешно сую ему в охапку жакет и говорю:
- Передайте Мирке Сегал. Вы знаете Мирку Сегал?
- Да, знаю.
- Передайте ей немедленно, хорошо? Это жакет Мирки, я одолжила у нее.
Теперь я свободна.
Я вижу, как ходят желваки на скулах чеха, как он скрипит зубами, словно жует железо. Не хватало еще, чтобы он сорвался. Все равно это ничего не даст. Пусть уж лучше он, а не другой караулит у ворот, пусть делает то, о чем просят его люди из гетто, и не видит того, чего видеть не надо. Его жизнь только начинается, и в ней будет еще много и добрых, и горьких минут, так же как у всех, как у каждого человека.
Я смотрю на него в упор. Он понял и хмуро отвернулся. Мне немножко жаль, что я не успела еще раз спросить его имя и фамилию. Они похожи на польские, а польские...
Я могла бы рассказывать дальше. У меня есть еще капля времени. Но я не стану рассказывать. Такие истории кончаются все одинаково, и это уже не интересно. Главное- чтобы был дублер. Я рада, что мой дублер - Мирка, Мира Сегал. Она будет большой певицей, моя Мирка
* * *
Глава третья. ХОД ВОСЬМОЙ
1
"Если я проиграю - будет плохо для всех, но я буду жить... Если выиграю - людям плохо уже не будет, но я должен буду умереть. Если я сделаю ничью - все будут довольны".