– А что ты смеешься? – продолжала мама. – Это ты можешь одним полушарием мозга казнить и миловать, а другим соображать, что подкупить для борща, но шахматы, моя дорогая, такой расхристанности не терпят.
«Действительно, куда уж нам», – подумала Ирина, а вслух сказала:
– Но ты могла бы дома играть… Просто для себя.
– А ты видела, как твой папа играл? – фыркнула мама. – Я бы его громила раз за разом, а мужчины такое не терпят. Да и вообще… Я уже привыкла к другому классу игры, с любителями мне было скучно, и душу особо не хотелось бередить, сокрушаться об упущенных возможностях.
– Жаль…
– Да ну, наоборот, хорошо, не положила жизнь ради игры, а сейчас вот и выяснилось, что занималась шахматами не совсем напрасно, пригодился опыт следующим поколениям. Прекрасно сложилось.
– Ну дай бог…
– Слушай, Ира, Гортензия Андреевна задумала тебя на следующие выходные к Кириллу отпустить.
– Ой, правда?
– Правда-то правда, но я считаю это не слишком хорошей идеей.
«Ну понятно, мать уродуется с твоими детьми всю неделю, света белого не видит, а ты развлекаться поедешь… – тихонько вздохнула Ирина, – логично, что ж. Возразить нечего».
– Дорога туда слишком тяжелая для женщины в твоем положении, но дело даже не в этом, – мама нахмурилась, – просто есть вещи, которые хорошая жена предпочитает не знать.
– В смысле?
– Вдруг ты приедешь и увидишь что-то такое, что ты бы не хотела видеть?
– Мам, ну если он чувствует себя не так хорошо, как говорит, то тем более мне надо ехать.
Театрально вздохнув, мама возвела глаза к небу:
– Ты прямо как в пьесе Шварца: «Принцесса, вы так наивны, что можете сказать совершенно страшные вещи»! Я волнуюсь о том, что твой муж чувствует себя слишком хорошо. Понимаешь?
– Нет.
– Ира, у него может быть там курортный роман.
– Откуда ты взяла?
– Оттуда, что он мужчина, Ира! Они устроены иначе, чем мы, и многие вещи воспринимают по-другому, в частности измену. Кирилл выполнял опасную для жизни работу, тяжело болел, а близость смерти обостряет инстинкт размножения. Это древняя связка, записанная на подкорке, моральными принципами ты ее никак не разорвешь. Может, он и не хочет тебе изменять, но природа берет свое.
– Да нет, он ответственный человек, а не какой-то павиан.
– Вот поэтому и не езди к нему, чтобы ты могла с чистым сердцем продолжать так думать.
Ирина поежилась.
– Ира, это не потому, что он плохой, а потому что мужчина. Умная жена должна это понимать и закрывать глаза на кое-какие вещи.
– И все время подозревать, что ли?
– Не подозревать, а не исключать возможности, – мама улыбнулась и погладила Ирину по плечу, – увы, дочка, родиться женщиной – это все равно что вечный шах, то есть непрерывное нападение на твоего короля, которое невозможно остановить. Так и мечешься по доске, пока смерть мат не поставит. Я, конечно, тебя отпущу к Кириллу, но мой совет – не езди.
Ирина хотела возмутиться, что уверена в своем муже на сто процентов, и вообще политика страуса глупа и опасна, ведь если не хочешь видеть измену, то не увидишь и верности. Уже воздуха набрала и приосанилась, но вместо этого сказала:
– Хорошо, мама, я не поеду.
В электричке она собиралась поразмыслить над дубовскими записями, но вместо этого всю дорогу смотрела в окно – на то, как быстро проносятся мимо лесочки с высокими корабельными соснами, растущими из земли, покрытой рыжей хвоей, будто одеялом, на узкие извилистые речки, в которых вода кажется черной, на пруды, дачные поселки и поля, среди которых редкие деревья напоминают застывшие зеленые взрывы.
Мысли тоже проносились быстрые, смутные и отрывочные. То мамины слова казались ей полной глупостью, главным образом потому, что исходили из маминых уст, то она представляла себе, каким сексуальным вакханалиям предается Кирилл в санатории, и задыхалась от возмущения, но так же быстро оно и утихало. Действительно, Кириллу пришлось очень много пережить за последнее время, и если роман на стороне – единственная панацея, то и пусть его. Пословицу «хороший левак укрепляет брак» не просто так придумали. Потом она вспоминала, что думает не об абстрактном мужчине, а о родном муже, который тысячу раз доказывал свою любовь и верность. А также мужскую и человеческую порядочность, благодаря которой он не станет изменять, даже если захочет. Флирт – да, может быть, ухаживания, романтика какая-то ни к чему не обязывающая… В любом случае мама права, пусть порезвится на свободе перед возвращением в лоно своей большой семьи, которая вскоре, даст бог, увеличится еще на одного человека.
И очень хорошо. Она скучала по мужу, но, честно признаться, пилить три часа на автобусе по жаре не слишком улыбалось. Потом еще искать, где переночевать, не найти и провести ночь в коридоре на банкетке, а утром пилить обратно… Интересное приключение, но не для беременной женщины.
Потом Ирина стала думать про маму, пытаясь представить себе, каково это – отказаться от любимого дела только потому, что ты родилась девочкой, а не мальчиком. А что дело было любимое, видно по тому, с каким азартом мама сейчас занимается с детьми, как бережно передает им то, что знает.