Вечный союз

— На одну броню уйдет еще сто тонн железа и столько же дерева. Прибавь сюда вес пушек, двигателей, команды и припасов, и в итоге получится не меньше трехсот пятидесяти тонн. Надеюсь, что Буллфинч не напутал с водоизмещением, а то, скажу я тебе, дело может кончиться плохо. — Наклонившись над открытым люком рядом с кормой, Фергюсон заглянул в трюм. — Мы установили станины для двух двигателей. Ведущие валы гребных винтов будут соединяться с паровиками кожаными приводными ремнями. Буллфинч немного побушевал по этому поводу — сказал, что, если они промокнут, у нас возникнут большие трудности, — но у меня просто нет времени, чтобы придумывать другую передачу.

— Кажется, там в трюме полно места, — сказал Винсент, встав на колени рядом с Чаком и тоже заглядывая вниз.

— Оно будет заполнено дровами, и еще придется тащить на буксире баржи с дополнительным топливом. Ну и нужно оставить место для солдат и боеприпасов. Ладно, пошли дальше.

Вскоре они снова остановились, и Фергюсон чуть ли не с любовью уставился на орудийную башню, возвышающуюся в середине корабля. Взобравшись на верх шестифутового сооружения, он уселся на краю. Внизу рабочие занимались своими делами.

Винсент вскарабкался вслед за ним.

— Крышу пока не положили, — возбужденно объяснял Чак. — Сначала установим пушки.

Наклонившись, инженер постучал по стене рубки: — Двойной слой шпал, два фута в толщину наверху и три внизу. Потом укрепим два слоя рельсов. Первый слой забьем прямо в дерево. Второй будет крепиться к первому болтами. Если бы у меня была еще пара месяцев и хороший пресс, я бы расплющил рельсы на пластины, а так между ними будут зазоры. Но все равно, это несколько дюймов брони.

— Думаешь, они выдержат попадание снаряда?

— Здесь будет все греметь и грохотать, как в лавке жестянщика во время землетрясения, но пятидесятифунтовое ядро эту стенку не пробьет. На палубу мы положим один слой шпал и сверху один слой рельсов. Потом покроем их досками, чтобы легче было ходить.

По бокам тоже закрепим рельсы, причем на пару футов ниже ватерлинии, на случай подводной пробоины. Вопрос в том, — продолжил Фергюсон, — что мы не знаем, как поведут себя эти посудины во время волнения. Трюмы-то у них большие, но почти вся тяжесть приходится на верхнюю часть судна. Боюсь, они будут плавать не лучше калош. Все опять упирается в недостаток времени, к тому же я очень мало знаю о судах — это вотчина Буллфинча, но мне хотелось бы лучше в этом разбираться. Ты ведь знаешь, я специалист по железным дорогам.

— Твои слова звучат не очень оптимистично, — негромко отозвался Винсент.

— Да ладно. Поставь перед инженером задачу, снабди его хорошими инструментами, дай немного времени, и он ее решит. А я ведь настоящий инженер, Винсент. Полковник дал мне работу, и, черт побери, я ее сделаю. А военная стратегия, битвы — это его дело. И твое, конечно.

— Хотел бы я поменяться с тобой местами, — глухо произнес Винсент.

Чак посмотрел на юношу и расхохотался:

— Ты не понимаешь, о чем говоришь! У меня осталось шесть дней, чтобы закончить постройку броненосцев. На каждом корабле будет по два двигателя, но я все равно не уверен, что им хватит мощности. А если эти проклятые посудины отойдут от причала и сломаются или, хуже того, просто пойдут ко дну, я войду в историю как Безумный Фергюсон. Да я бы с радостью поменялся с тобой местами и еще доплатил бы!

— А ты давно в Тридцать пятом? — вдруг поинтересовался Винсент.

— С шестьдесят второго. Господи, мои родители такой хай подняли…

— Ты ведь учился на инженера. Почему же ты не пошел в инженерные войска? Получил бы офицерское звание.

Фергюсон замотал головой:

— Мой лучший друг, Фрэнк Смит, собрался записаться в Тридцать пятый и все уши прожужжал мне насчет того, что я не увижу настоящего дела, если пойду в инженерные войска. — Так ты хотел драться?

— Конечно, а ты нет? Дьявол, все вокруг говорят, что ты лучший солдат в армии!

Винсент грустно покачал головой.

— И ты записался в Тридцать пятый?

— Перед Антьетамом, так же как и полковник. С тех пор участвовал во всех битвах, хотя я много болел и полковник постоянно уговаривал меня перейти на работу в тылу.

— Почему же ты отказывался?

— Потому что мятежники убили Фрэнка, — тихо ответил Чак. — Он и пяти минут не прожил в своем первом бою, на Антиетаме. — Фергюсон немного помолчал. — Мне нравилось убивать мятежников, — закончил он. — По крайней мере мне так казалось.

Чак пристально посмотрел на Винсента. Лицо юноши все еще было рябым и опухшим, но постепенно приходило в норму.

— Тебя что-то беспокоит, Винсент? — осторожно спросил Чак.

Тот не ответил.

— Я слышал, что ты выпустил шесть пуль в мерка уже после того, как он был мертв, — наконец осторожно заметил Фергюсон.

— Мне это понравилось, — поднял голову Винсент, и его глаза засверкали. — Смотреть, как пули вонзаются в него, как дергается его тело. Мне начинает казаться, что нет никакого Бога, что все мы по природе своей убийцы, а то, чему меня учили всю жизнь, — чепуха.