Вечный сон. Прощай, красавица. Высокое окно

Я почесал ухо. Довольно уклончивое объяснение. По выражению ее лица было даже не совсем ясно, отдает ли она себе отчет в моем присутствии. Я был лишь голосом извне, чем-то безликим. Чуть ли не голоском, звучавшим в ее воображении.

И тут меня осенило:

— Скажите, есть кто-нибудь среди ваших знакомых, кого бы вы так же боялись? Больше, чем остальных?

Она огляделась. Я — тоже. Под стулом никого, из-за двери или из окна тоже вроде бы никто не поглядывает.

— Почему я, собственно, должна говорить вам? — выдохнула она.

— Я вас не заставляю. Как хотите.

— Обещаете не говорить никому, никому на свете, даже миссис Мердок?

— Ей — в последнюю очередь. Обещаю.

Мерл открыла рот. Изобразила на лице доверительную улыбочку, но тут что-то стряслось. Слова застряли у нее в горле. Она издала каркающий звук. У нее буквально стучали зубы.

Я хотел было как следует встряхнуть ее, но побоялся до нее дотрагиваться. Так мы и стояли. Ничего не происходило. Стояли и молчали. Безо всякого толку.

Затем она повернулась и побежала. Я слышал, как удаляются по коридору ее шаги. Хлопнула дверь.

Я пошел за ней. Рыдает у себя в кабинете. Я постоял, послушал, как она всхлипывает.

Ничем не могу ей помочь. Да и можно ли вообще ей помочь?

Я вернулся к стеклянной двери, постучался, приоткрыл ее и просунул голову внутрь. Миссис Мердок сидела в той же позе, в какой я ее оставил. Казалось, за это время она даже не пошевелилась.

— Кто запугивает эту девушку? — спросил я ее.

— Убирайтесь из моего дома, — процедила старуха, не разжимая толстых губ.

Я не сдвинулся с места. Тогда она хрипло рассмеялась:

— Мистер Марло, вы считаете себя умным человеком?

— Бывают и глупее.

— Вот и попробуйте сами выяснить.

— За ваш счет?

Она пожала тяжелыми плечами.

— Возможно. Посмотрим.

— Вы ничего не добились. Все равно мне придется говорить с полицией.

— Я ничего не добилась, но и ничего не платила. Только за возвращение монеты. Вы получили деньги, я — монету. Меня это вполне устраивает. А теперь уходите. Вы мне надоели. До смерти.

Я закрыл дверь и вернулся к комнате секретарши. Рыдания не слышно. Очень тихо. Я пошел дальше.

Вышел из дома. Остановился и стал слушать, как потрескивает, сгорая на солнце, трава. За домом завели машину, и по аллее, вдоль забора, проехал серый «меркьюри». За рулем сидел мистер Лесли Мердок собственной персоной. Увидел меня и затормозил.

Вышел из машины и быстрым шагом подошел ко мне. Прекрасно одет: кремовые габардиновые брюки, черно-белые туфли с начищенными черными носами, спортивный пиджак в очень четкую черно-белую клетку, черно-белый носовой платок, кремовая рубашка без галстука. На носу зеленые солнечные очки.

Подошел почти вплотную и тихим, заискивающим голосом сказал:

— Вы, вероятно, считаете меня ужасным подлецом?

— Из-за той истории про дублон, которую вы рассказали?

— Да.

— В моем отношении к вам эта история абсолютно ничего не изменила.

— Да, но…

— А вы ждали от меня другого ответа?

Мердок неуверенно пожал безукоризненно посаженными плечами. Идиотские темно-рыжие усики искрились на солнце.

— Понимаете, мне нравится, когда ко мне хорошо относятся.

— Простите, Мердок. А мне нравится, что вы так преданы своей жене. Если в этом дело.

— Так вы решили, что я сказал неправду? То есть говорил все это, чтобы ее выгородить?

— Не исключено.

— Ясно. — Он вставил сигарету в длинный черный мундштук, который лежал в нагрудном кармане под носовым платком. — Стало быть, вам я не нравлюсь, так надо понимать? — Видно было, как за зелеными стеклами очков, словно рыбки на дне глубокого водоема, неясно мелькнули светло-голубые глаза.

— Пустой разговор. И совершенно неинтересный для нас обоих.

Он поднес спичку к сигарете, закурил и тихо сказал:

— Понятно. Простите, что по глупости поднял эту тему.

Повернулся на каблуках, вернулся к машине и сел за руль. Пока он не отъехал, я стоял неподвижно. Потом, прежде чем уйти, подошел к негритенку на тумбе и похлопал его по голове.

— Сынок, ты единственное нормальное существо в этом доме, — сказал я ему.

23

Репродуктор на стене полицейского отделения хрюкнул и проговорил: «Раз, два, три. Проверка». Потом щелкнул и замок.

Лейтенант уголовной полиции Джесс Бриз потянулся, высоко задрав руки над головой, зевнул и сказал:

— К вашему сведению, вы опоздали на два часа.

— Не спорю. Но ведь я звонил — передавал, что опоздаю. Ходил к зубному врачу.

— Садитесь, — сказал Бриз и, протиснувшись между стеной и крышкой стола, сел сам.

Его небольшой, заваленный бумагами письменный стол стоял в углу комнаты. Слева от стола было высокое голое окно, а справа — стена, на которой, на уровне глаз, висел большой календарь. Дни, отошедшие в небытие, аккуратно перечеркивались жирным черным карандашом, так что стоило Бризу взглянуть на календарь, и он всегда точно знал, какое сегодня число.