Вечный сон Снегурочки

Скорое наступление новогодних торжеств ощущалось только по поведению больничного персонала. Иными словами, санитаркам и даже внимательной старшей медсестре было наплевать на пациентов – они вовсю болтали друг с другом и за порядком следили между делом – короче говоря, им было не до больных. Каждый из нас занимался, чем хотел, но большинство пациентов уставились в телевизор. В выходные дни разрешалось смотреть передачи с одиннадцати утра до самого вечера – времени раздачи снотворных средств. Только я не принимала участия в повальном увлечении просмотром телепрограмм. Дед – и тот с интересом наблюдал за развитием действия какого-то отечественного детектива. Увы, его отношение ко мне как-то переменилось – Евгений Игоревич уже не называл меня дочкой и не проявлял живого участия. Я даже предполагала, что он затаил на меня обиду за какой-нибудь проступок.

Вечер тянулся медленно и уныло. Я устало смотрела в окно, на крупные хлопья падающего снега. Что ни говори, а умственная работа требует уйму энергии, и я вконец вымоталась, размышляя над имеющимися у меня данными по убийству Карины. У меня не было практически никаких идей, я не придумала ни одного плана, который требовалось бы выполнить, и поэтому чувствовала себя очень скверно.

Неожиданно мое печальное уединение было нарушено – ко мне подсел Будаев. Я с ним особо не общалась – так, наблюдала только, однако выходило, что в больнице он оказался в качестве настоящего пациента, и никакой связи между его появлением и странными событиями в лечебнице я не обнаружила. Я удивленно покосилась на него – просто так подошел или по делу? Оказалось – последнее.

– Это, привет, – заговорщицким шепотом начал он. – Можно тебя на минутку?

Я, заинтригованная, встала со стула, и мы отошли в сторону от остальных пациентов.

– Ты писать красиво умеешь? – перешел к делу мой собеседник. Я пожала плечами.

– Вроде. Тебе зачем?

– Можешь написать кое-что? – таинственно попросил Будаев. Мне стало любопытно.

– Могу, – кивнула я. – Что нужно-то?

– Только тихо! – шикнул он. – Давай в туалет отойдем, там писать будешь!

Прямо не уборная, а тайный кабинет, где происходит все самое необычное и интересное. У Будаева с собой имелся клочок бумажки и зеленый фломастер.

– Пиши! – торжественным шепотом велел он и задумался. Я выжидающе посмотрела на него. Наконец «алкоголик», как я окрестила его при нашей первой встрече, составил в уме текст и принялся диктовать.

– Леночка! – Я старательно выводила буквы, ведь сказала, что на почерк свой не жалуюсь. – Ты очень красивая, я тебя люблю! – заключил Будаев. Я едва удержалась, чтобы не расхохотаться. Надо же, какая мелодрама развивается в стенах 13-го отделения! Жалко, я не писательница – точно сочинила бы любовный роман!

Будаев остался доволен моим чистописанием и бережно сложил записку. Взял с меня клятвенное обещание не рассказывать о любовном послании под страхом смертной казни и, убедившись, что я не выдам секрета даже при угрозе пыток, покинул туалет. Я покурила – маленький инцидент поднял мне настроение и отвлек от мучительных раздумий. Близилось «время таблеток», как я называла прием снотворных. Старшая медсестра, как обычно, проконтролировала, чтобы никто не уклонился от ежевечерней повинности, и мы разбрелись по кроватям.

Раз уж я ничего не могу придумать и следить вроде бы не за кем, хотя бы посплю спокойно. Целую ночь, могу позволить себе такую роскошь. В снотворных для крепкого сна я практически никогда не нуждаюсь, за исключением случаев, когда вскоре нужно бодрствовать для решения какой-либо проблемы. Мои соседки уже давно спали – вот жизнь у них, знай себе – едят, спят да пялятся в потолок. Нет-нет, я не завидую – просто для меня подобное существование, мягко говоря, очень странно. Я обрадованно отметила про себя, что, к счастью, ни одна из теток не страдает храпом, и закрыла глаза, приготовившись погрузиться в сладкие объятья Морфея.

Не помню точного времени, когда я проснулась – просто потому, что потребовалось, пардон, в туалет. Я сонно нашарила тапки, не забыла взять сигареты и направилась в уборную.

Тихий шорох мгновенно сдул остатки моего хрупкого сна. Я насторожилась. Опять ночной невидимка, дошло до меня. За сотые доли секунды вялая и непроснувшаяся Таня Иванова превратилась в расчетливую, логически мыслящую машину.