Вечный сон Снегурочки

Дед опять куда-то исчез – поди, снова занялся своими поисками. Когда только время нашел, чтобы незаметно нырнуть в подвал. Я и раньше замечала его периодические исчезновения, но думала, что он сидит в палате – читает что-нибудь или спит. Сейчас мне хотя бы что-то стало ясно.

К слову сказать, родственники посещали не только меня. Где-то в полдень в приемную вызвали Настю, наверно, приехала Софья Петровна поздравить внучку. Девчонка отсутствовала не дольше получаса, вернулась с пакетом, на котором зеленела раскидистая елка с игрушками, и продемонстрировала мне свои подарки – очередной альбом акварельной бумаги да новенький набор красок. По виду Насти не скажешь, что она обрадовалась – девчонка казалась разочарованной. Когда мы курили в туалете, Казакова посетовала, что в дополнение к художественным принадлежностям бабушка притащила ей плитку шоколада, и она боится, что Карга станет в нее запихивать калорийную сладость.

– Зачем медсестре-то показала? – удивилась я. – Принесла бы сюда, я обожаю шоколад.

Настя еще больше расстроилась – на сей раз потому, что не сообразила, как нужно поступить. Да и меня без сладкого оставила, тоже нехорошо.

Никто не пришел только к Будаеву и к деду – даже мои полукоматозные соседки в своем непрекращающемся бреду плавно повыползали к столу свиданий. Хотелось бы знать, что у них за родственники, рассеянно подумала я. Ни дед, ни алкоголик отсутствию предновогодних визитов ни капли не огорчились – Будаев, видимо, переживал свою любовную драму, а Евгений Игоревич размышлял, где искать икону.

За обедом Настя вдруг предложила отметить праздник – мы хоть в больнице, но тоже люди, и потом, как встретишь Новый год, так его и проведешь. Компания намечалась небольшая, так как некоторые пациенты находились в неадекватном состоянии, а два непонятных парня особо не жаждали с нами общаться. Я поддержала Казакову, хотя сидеть и фальшиво веселиться, когда мысли заняты совершенно другим, настроения не было. Ни дед, ни Будаев нашего энтузиазма не разделяли, и только вечно веселая толстушка Оля (похоже, волшебный салат оливье на нее так действует) взяла инициативу в свои руки. Заставила нас собрать всю более-менее годную для праздничного стола еду, и Настя с облегчением швырнула свою злосчастную шоколадку в общую кучу. У нас набралось порядочное количество всевозможных конфет и печенья – в одиннадцать утра повар каждый день раздавала больным что-нибудь вкусное, то есть покупное, а не приготовленное по заветам больничной кухни. В основном это были шоколадные конфеты, и благодаря Насте, которая их не ела, в общей куче еды их оказалось довольно много.

– Вот и положим все на стол! – радовалась Оля. – Тань, а у тебя есть газировка – чем не шампанское! Эх, надо было мужа попросить нам детское шампанское притащить, что я не додумалась…

Эта глупая суета помогла скоротать время до вечера. Не знаю, каким чудом, но мы даже уговорили злющую Веру Ивановну отсрочить на час выдачу снотворных – мол, посидеть за новогодним столом хотя бы до десяти. Дородная санитарка поддержала нашу игру и торжественно объявила, что выдаст нам в качестве подарка последний кипяток в девять вечера, мол, хоть чай попьете.

Пока мы занимались чисткой мандаринов и выкладыванием фруктов на тарелки (в столовой нам мелко порезали пару яблок), Будаев ухитрился незаметно съесть все приготовленные для стола сладости и с чувством выполненного долга улегся спать. Вчетвером – Настя, дед, Оля и я – мы уселись за стол в коридоре, открыли мое ситро. К счастью, старшая медсестра и санитарки за нами не наблюдали – наверно, у них тоже был новогодний междусобойчик.

– Вот бы вообще эту Каргу не видеть! – мечтательно протянула Настя. Я была с ней полностью согласна.

Мы быстро уговорили все фрукты и печенье (Казакова, естественно, в этом действе участия не принимала), пару раз сыграли в карты. Выпили всю газировку, нашли где-то начатую коробку яблочного сока – видимо, кто-то из больных ухитрился запрятать его от бдительных санитарок, – распили и его. Дед отправился в свою палату, так и не дождавшись положенного чая, Оля заявила, что хочет посмотреть салют, а потом мы все вместе отправились в туалет – покурить. В отличие от бодрой, словно ожидающей чуда толстушки, Настя казалась усталой и немного сонной. Она призналась, что не очень хорошо себя чувствует, и отправилась спать, выбросив в туалет недокуренную сигарету. Я тоже приуныла, и Оле, видимо, не очень хотелось лицезреть мою скорбную физиономию. Она ушла и оставила меня в гордом одиночестве. А я достала вторую сигарету и задумчиво выпускала в потолок дым, как Шерлок Холмс, размышляющий над очередной запутанной задачкой. Вот только трубки мне не хватало.