Вечный воитель. Книги 1-16

Мы все ближе подходили к гавани, к ожидающим нас в речном порту кораблям, готовым к отплытию, и вдруг уста мои сами исторгли какую-то песню — то была песня на языке древних предков тех людей, что окружали меня сейчас. Я запел, и песню мою подхватили все воины, что следовали за мной. Загрохотали барабаны, запели трубы, а мы уже не пели — мы громко выкрикивали воинственные слова, мы жаждали крови, крови и смерти, мы жаждали скорее приступить к той кровавой жатве, что должна уничтожить всех жителей Мернадина.

Таков был тот торжественный марш. Таковы были наши общие чувства в тот день.

И не судите меня, пока не узнаете, что было дальше.

Мы достигли порта. Река в этом месте была широкой. У причалов, вытянувшихся вдоль обеих ее берегов, нас поджидали пятьдесят кораблей. На их мачтах развевались флаги пятидесяти храбрых рыцарей человечества.

Здесь кораблей было всего пятьдесят. Основной же флот поджидал нас в Нуносе. Порт Нунос славился по всему миру своей дивной красотой и башнями, украшенными самоцветами.

Жители Некранала выстроились по обоим берегам реки. Они продолжали кричать, приветствуя нас, и мы в итоге привыкли к этому шуму — так человек привыкает, например, к шуму морского прибоя, едва замечая его.

Я рассматривал корабли. На палубах у них были построены специальные помещения, богато украшенные и роскошно убранные внутри. Разноцветные паруса были убраны. А весла, наоборот, были спущены на воду. У каждого наготове сидели по три гребца — могучие, мускулистые и, насколько я мог судить, отнюдь не рабы, а свободные воины.

Возглавлял эскадру королевский корабль — замечательное боевое судно. Там было восемьдесят пар весел и восемь больших мачт. Перила были окрашены в красный, золотой и черный цвета, до блеска надраенные палубы — в темно-красный; паруса были желтые, синие и оранжевые, а на носу красовалась огромная статуя богини, держащей в вытянутых руках меч и раскрашенной преимущественно алой и серебряной красками. Замечательные, богато отделанные палубные надстройки сверкали свежим лаком изображений героев древности (среди которых был и я, хотя сходство показалось мне весьма приблизительным) и выдающихся побед, одержанных людьми над мифическими чудовищами, злыми духами и богами.

Отделившись от колонны, которая двинулась дальше по причалам, я ступил на покрытые коврами сходни и прошел на королевский корабль. Матросы тут же бросились мне навстречу с приветственными криками.

— Принцесса Иолинда ждет вас в Большой каюте, ваше превосходительство, — сказал один из офицеров.

Я повернулся, чтобы войти в каюту, и остановился на пороге, пораженный ее прекрасным убранством и с улыбкой узрев собственное изображение на ее стене. Потом, пригнув голову, прошел в довольно-таки низенькую дверь и оказался в помещении, стены, пол и потолок которого были сплошь покрыты пушистыми коврами, в основном — красно-черно-золотистой расцветки. Каюта была освещена подвесными светильниками, а в затененном углу, одетая в простое платье и легкий темный плащ, стояла моя Иолинда.

— Я не хотела сегодня утром мешать приготовлениям к торжественной церемонии, — сказала она. — Отец мой сказал, что она очень важна… да и времени очень мало… Так что я подумала, что ты и не захочешь меня видеть…

Я улыбнулся.

— Ты по-прежнему не веришь моим словам, не так ли, Иолинда? Ты по-прежнему не доверяешь мне, когда я говорю, что люблю тебя, что ради тебя готов на все? — Я подошел к ней, обнял и крепко прижал к себе. — Я люблю тебя, Иолинда. Я всегда буду любить тебя.

— А я всегда буду любить тебя, Эрекозе. Ты будешь жить вечно, вот только…

— Для этого не существует никаких доказательств пока, — сказал я тихо. — И, кроме того, я безусловно не являюсь неуязвимым, Иолинда. Я получил достаточно ссадин и порезов, когда упражнялся во владении оружием, чтобы убедиться в собственной уязвимости.

— Ты не умрешь, Эрекозе.

— Мне было бы куда веселее жить, если бы и я обладал подобной уверенностью!

— Не смейся надо мной, Эрекозе. Я не хочу, чтобы со мной обращались, как с ребенком.

— Но я вовсе не смеюсь над тобой. И отнюдь не воспринимаю тебя как ребенка. Я всего лишь говорю правду. И ты должна посмотреть этой правде в глаза. Должна.

— Ну хорошо, — сказала она. — Я посмотрю правде в глаза. Но я точно чувствую, что ты не умрешь. И все-таки меня мучают такие странные, дурные предчувствия… мне кажется, на нашу долю выпадет нечто более страшное, чем смерть.

— Страхи твои совершенно естественны, однако же лишены оснований. Не стоит печалиться, дорогая моя. Посмотри, как замечательно я вооружен, какие на мне великолепные доспехи, каким могущественным мечом я владею, сколь сильна та армия, во главе которой я стою.

— Поцелуй меня, Эрекозе.

Я поцеловал ее. Поцелуй наш был долог, а потом она высвободилась из моих объятий, бросилась к дверям и исчезла.