Вечный всадник

Моментами он даже переходил на бег, опасаясь появления своего двойника. И, только выйдя из леса, Тимофеев замедлил шаг, проходя мимо ребятишек, которые с восхищением смотрели на охотника и его добычу.

ЛОДОЧНИК И РУСАЛКА

Прохор работал лодочником на станции, принадлежащей санаторию, работал уже свыше тридцати лет, и ему казалось, что вся его жизнь состоит из детства, войны и службы у реки. Детство представлялось ему безоблачным и до наивности прекрасным. Война жила с ним по сей день, горемычная и боевая, часто напоминая о себе болями в сердце и печени — следствием тяжелой контузии. А служба у реки, не очень утомлявшая его, была будничной, и на другое занятие он и не рассчитывал, имея инвалидность второй группы.

Лодочная станция располагалась в небольшой бухте на речке районного значения, и только в бухте вода была чистой, здесь купались отдыхающие, а русло реки постепенно высыхало и зарастало водорослями и тиной. Прохор вздыхал, наблюдая за гибелью реки, сравнивал ее со своим старением, считая и то, и другое неизбежным, поскольку нельзя повернуть вспять годы и некому расчистить реку. «Санаторий отремонтировать можно. Он подчиняется директору, — говорил Прохор. — А река кому? Неизвестно. В этом и загвоздка!»

Зимой Прохор чинил лодки, а летом давал их отдыхающим в залог под курортные книжки. Жизнь текла спокойно, однообразно, но скуки он не ощущал, работая на природе. Однажды в середине лета подошли к его будке двое парней в майках с иностранными буквами. Один весь заросший, как партизан в лесу, а другой с длинными гладкими волосами и почти что девичьим лицом. Попросили лодку.

— А курортные книжки есть? — проявил бдительность Прохор.

— Нет, у нас другие книжки, — сказал заросший и издали показал какой-то коричневый документ.

— Другие? — задумался Прохор, вглядываясь в лица парней, не похожие ни на начальственные, ни на уголовные.

— Чего зыкаешь?! — неожиданно взвизгнул парень с девичьим лицом. — Разве мы не люди?!

— Люди, — согласился Прохор и нехотя дал им весла от лодки.

Прошел час, второй, третий, наступил вечер, а парни не появлялись. Тогда Прохор сел в лодку и поплыл вдоль берега. У места, где река подходила к шоссе, сердце у него учащенно забилось и закружилась голова, когда он увидел на песке следы лодки и машины.

— Утащили! — догадался он. — Вот тебе и люди… Откуда они такие?

Прохор вспомнил свое детство, показавшееся ему сейчас сказочным и населенным безупречными людьми, и пусть среди них был уличный забияка Колька, подражавший героям популярного в те годы артиста кино Петра Алейникова, но и этот Колька никогда не совершил бы такую подлость. А товарищи по роте? Ожесточенные, суровые и беспощадные к врагу, они делились друг с другом последним сухарем, последней щепоткой табаку. Только раз пошутили, увидев у Прохора полный кисет махорки, выменянной им на сухой паек у некурящего солдата. И шутили до тех пор, пока Прохор не раздарил полностью всю махорку. А эти на тебе — украли! И не как обычные воры. А хуже. С помощью обмана! Людьми прикинулись!

Директор санатория пообещал списать лодку, но, потрясенный случившимся, Прохор не мог прийти в себя и для успокоения выпил целый стакан водки. Вообще-то он пил редко. По праздникам. Две-три рюмки. И лишь в День Победы выпивал целый стакан. Чтобы почувствовать. И тут себе позволил. Но радости, как в праздник, не ощутил. Еще горше на душе стало. И мысли разбегаются. В таком состоянии стыдно идти домой, и направился Прохор к речке в надежде, что вечерняя прохлада быстрее отрезвит его. Сел Прохор на плот, посмотрел на речку и глаза протер, увидев, как заколыхалась вода и вылезло из нее чудище, облепленное водорослями и тиной.

Испугался Прохор, бежать хотел, но чудище как-то странно захихикало и промолвило:

— Чего боишься, старик? Я обыкновенная русалка!

— Русалка?! — изумился Прохор.

— А кто же еще, — вздохнуло чудище, — настоящая русалка. И хвост у меня, и все другое, что полагается, и звать меня Мариной.

— Мариной?

— Мариной! — кокетливо поджала хвост русалка.

— Пусть так, — немного очухался Прохор, — но почему ты в воде живешь, а не умытая?

— В какой воде? — усмехнулась русалка. — Ты бы в такой воде пожил!

— Но ближе к берегу вода почище. Умылась бы. Чтобы людям не стыдно было показаться. И для себя самой. Ведь ты все-таки эта… Марина.

— Я уже и забыла, что я эта, — снова вздохнула русалка и вдруг заговорила озлобленно: — А людям показываться? Да еще готовиться к этому? Зачем? Смолоду дурочкой была — верила я им. А теперь? Фиг!

Русалка опять захихикала странным и, как показалось Прохору, голосом подвыпившей женщины.

— Что-то я тебя не понимаю, — признался Прохор.