Вечный зов

Когда закончилась оборонительная операция войск Приморской группы Северо-Кавказского фронта на Краснодарском направлении, Алейников за успешное выполнение заданий Наркомата внутренних дел был награжден орденом Красной Звезды и получил назначение в другую прифронтовую специальную оперативную группу НКВД в качестве ее начальника. Группе были поручены разведывательно-диверсионные действия в тылах вражеских войск, наступающих со стороны Курска на Воронеж. Алейников отыскал в войсках рядового Григория Еременко и взял к себе шофером. Несмотря на мешковатый внешний вид, Гриша, как Алейников и предполагал, оказался человеком незаурядным. Выносливости у него было на пятерых. Осторожный и осмотрительный в обычной обстановке, хотя это он всегда маскировал напускной бесшабашностью, в критические минуты он становился, как и сам Алейников в молодости, до безрассудства отчаянным и дерзким. Но это только на первый взгляд. Все поступки Григория строились на трезвом расчете и невероятном хладнокровии. Так, однажды, возвращаясь дождливой осенней ночью с переднего края (Алейников тогда лично провожал разведывательную группу в тыл врага), они попали под шквальный артиллерийский огонь. Осколком снаряда пробило бензобак, машина вспыхнула. Еременко вытолкнул Алейникова из кабины в грязь, схватил свой автомат и вывалился из машины сам, тотчас вскочил, закричал, чтобы майор отбежал прочь. Буквально через несколько шагов опять же грубым толчком повалил Алейникова на землю, и едва они упали, автомобиль рвануло, над головой просвистел огонь, опалив волосы, провизжали ошметки разлетевшегося во все стороны металла.

Они потом отползли в какую-то канаву метрах в тридцати от дороги, лежали в ней, пережидая яростную артподготовку врага и соображая, что теперь делать.

— Что это они лупят по пустому месту? — спросил Еременко.

— Черт их знает. Может, думают, что тут вторая полоса обороны…

Вскоре пальба стихла, только сзади, где были расположения наших войск, земля стонала от разгорающегося боя.

— Надо, наверное, назад, к своим, — произнес Григорий привставая и нюхая, как зверь, мокрый воздух. — Какую-нибудь машину дадут… Да нет, кажется, поздно.

Через мгновение и Алейников понял, что поздно: из-за чернеющей в туманном рассвете кромки леса выползла, пронизывая густой еще мрак светом фар, вражеская танковая колонна, нарастал лязг гусениц. Колонна спустилась в лощину, скрылась из глаз, а минуты через четыре снова появилась уже совсем близко.

Они пролежали в этой канаве под дождем около часа, наблюдая сквозь кустарник, как прошла мимо танковая колонна, потом тащились немецкие грузовики с пехотой.

— Прорвали нашу оборону! Вот это влипли мы, вмазались, как два яйца в горячую сковородку! — беспрерывно шептал Еременко. Даже сквозь грязь на щеках Алейников различал, что шофер был бледен, ноздри его вздрагивали.

— Перестань ныть! — рассерженно прикрикнул он.

Еременко умолк, уголки его по-мальчишески розовых губ обиженно опустились.

Прошло еще полчаса. Синее мокрое утро медленно и нехотя распахивало небо над землей, в лощинах и перелесках клубился тяжкий туман. Там, откуда Алейников и Еременко недавно уехали, звуки боя постепенно затихали — не то стрелковый полк был смят, не то отошел куда-то, оставив позиции.

Дождь все накрапывал, мелкий и нудный, он давно промочил насквозь Алейникова и Григория. Алейников чувствовал, как по его лопаткам на ребра стекают обжигающие струйки, челюсть его подрагивала от холода, он думал, что, если они выпутаются из этого положения, в котором вдруг очутились (что очень маловероятно!), воспаление легких ему обеспечено. Гриша Еременко отделается, конечно, чирьями, его, дьявола, никакая простуда не берет. Но он все равно заявится в санчасть, и молоденькая врачиха Валерия вспыхнет до корней волос, вскроет ему чирьи, ранки залепит пластырем и хоть на день, на два, но уложит его в постель. А потом ее красивые и добрые глаза будут зеленеть от ревности, длинные пальцы будут от волнения подрагивать, потому что к Грише обязательно начнут бегать машинистки и шифровальщицы опергруппы. Каждая хоть раз, но навестит. Что они, весь подчиненный ему, Алейникову, женсостав, находят в этом невзрачном на вид парне?

— Григорий… с Валерией у тебя серьезное что-нибудь? — спросил Алейников, сам чувствуя, что вопрос в этой обстановке прозвучал как-то неуместно.

Еременко, размалывая крепкими зубами веточку, недоуменно поглядел на своего начальника. И, ухмыльнувшись, ответил:

— А как же… Спирту у нее сколько хошь.

Вот так у Григория, если дело не касается службы, никогда не поймешь, серьезно он говорит или балагурит.

— Ну, гляди у меня, жеребец! — воскликнул Алейников, чувствуя к своему шоферу в эту секунду откровенную неприязнь. — Зина Подолянская, бывшая наша машинистка, от тебя забеременела?

— Да вы что! — В глазах у Григория было искреннее возмущение.

— А все вот говорят…

— Все? Они меня за ноги держали, что ли?

— Зря я взял тебя. Придется откомандировать из опергруппы, хоть у тебя и генеральская фамилия.