Читаем Вечный зов полностью

Представь себе:Отныне солнца нет,Застыли родники, пожухли травы,А ты — живешьИ не имеешь праваПоверить,Что отныне солнца нет.Не веришь ты,Но видишь —Солнца нет.Как страшно знать,Что нет на этом светеИ той звезды,Что в горький час осветитТвою дорогу радостей и бед.Да, солнца нет!Темно в твоих очах.И сердце начинает гулко биться.И, ветром опахнув,Ночная птицаСкользит неслышно около плеча.Ни молнии. Ни радуги. Ни зги.Лишь вороны с проворным криком вьются,Да суетноВо мраке раздаютсяНедобрых дел жестокие шаги.Вся грязь и ложь повылезли наверх.Над вечной правдой вызрела неправда.Ты спрашиваешь:— Что же будет завтра? —И слышишь той неправды жуткий смех.Ты убедилсяВ том, что солнца нет?Но есть надежда,Убедившись в этом,Вернуть земле хотя б частицу света,Что дал тебе когда-то солнца свет.Ну, где она?Похоже, растерял.Растратил светЕще при свете солнца.И там, где было яркое оконце,Зияет черной пустоты провал.Но все ли растеряли искры свет,Что сердцем,Словно кремнем, высекают?Не все!Ты видишь — искры возникают,Им нет числа,Как и названья нет.Фантазия…Но ты, мой друг, пойми,Что солнцеЛишь до той поры пребудет,Покамест на землеОн дорог людям —Тот свет,Который сделал их людьми.И ты огонь души своей не троньДо той поры,Пока не пригодится…И возникаютПредо мною лицаЛюдей,Что не растратили огонь.

Анна долго сидела, оглушенная, уронив на колени руки с зажатым в них листком, исписанным мелким почерком сына. Мысль этого стихотворения она поняла сразу, сидела и думала, чью жизнь имел в виду сын, когда писал все это, — свою, ее, Поликарпа Кружилина, дяди своего Ивана, отца своего, о котором никогда не говорил, который был вычеркнут из памяти раз и навсегда, словно бы его и не было, не существовало никогда? Каждая строчка стихотворения, когда она его читала, рождала в ее сознании те или иные яркие картины из прошлого, что она переживала сама, чему была свидетелем… Или он имел в виду жизнь сразу всех, кого знал, с кем приходилось и приходится жить на этой земле? Наверное, так. Конечно, так это! Как уж там у других было, она, Анна, не знает, но для нее и представлять нечего, солнца для нее часто не было. «Как страшно знать, что нет на этом свете и той звезды, что в горький час осветит твою дорогу радостей и бед…» И в глазах темно бывало, и недобрые шаги во мраке она слышала, и нередко она думала, что над правдой взяла верх неправда… И сын, ее Димка, который спит сейчас безмятежно и крепко, все это знает. Но он знает и другое — каждое доброе сердце искру высекает, а таким добрым людям числа нет. Это опять же и сам Димка, и покойный Панкрат Назаров, и Кружилин, и Семен, ее сын, и ее второй сын Андрей, а его брат, и его дядя Иван… И сколько, сколько еще живых и мертвых, которые живут или когда-то жили и высекают или высекали для других искры света. Какой бы жуткий смех неправды ни раздавался на земле, он захлебывался рано или поздно в бессильной злобе своей, потому что нет числа тем людям, которые огонь в душе не растратили, не растеряли…

Так сидела Анна и думала, пока не стукнул кто-то в окошко. Она обернулась, в рассветном полумраке различила колхозную почтальоншу.

— Письмо тебе от сына, из Ленинграда, — сказала та, через открытую форточку передала конверт.

Письмо поначалу было обычным — Андрей сообщал о домашних делах, что сын и дочь, которыми он обзавелся к тридцати годам, здоровы, что служба идет у него нормально. А затем шли строчки, которые заставили Анну вскрикнуть:

— Дима, сынок! Проснись!

Перейти на страницу:

Все книги серии Вечный зов

Похожие книги

Через сердце
Через сердце

Имя писателя Александра Зуева (1896—1965) хорошо знают читатели, особенно люди старшего поколения. Он начал свою литературную деятельность в первые годы после революции.В настоящую книгу вошли лучшие повести Александра Зуева — «Мир подписан», «Тайбола», «Повесть о старом Зимуе», рассказы «Проводы», «В лесу у моря», созданные автором в двадцатые — тридцатые и пятидесятые годы. В них автор показывает тот период в истории нашей страны, когда революционные преобразования вторглись в устоявшийся веками быт крестьян, рыбаков, поморов — людей сурового и мужественного труда. Автор ведет повествование по-своему, с теми подробностями, которые делают исторически далекое — живым, волнующим и сегодня художественным документом эпохи. А. Зуев рассказывает обо всем не понаслышке, он исходил места, им описанные, и тесно общался с людьми, ставшими прототипами его героев.

Александр Никанорович Зуев

Советская классическая проза
Вишневый омут
Вишневый омут

В книгу выдающегося русского писателя, лауреата Государственных премий, Героя Социалистического Труда Михаила Николаевича Алексеева (1918–2007) вошли роман «Вишневый омут» и повесть «Хлеб — имя существительное». Это — своеобразная художественная летопись судеб русского крестьянства на протяжении целого столетия: 1870–1970-е годы. Драматические судьбы героев переплетаются с социально-политическими потрясениями эпохи: Первой мировой войной, революцией, коллективизацией, Великой Отечественной, возрождением страны в послевоенный период… Не могут не тронуть душу читателя прекрасные женские образы — Фрося-вишенка из «Вишневого омута» и Журавушка из повести «Хлеб — имя существительное». Эти произведения неоднократно экранизировались и пользовались заслуженным успехом у зрителей.

Михаил Николаевич Алексеев

Советская классическая проза