Вечный зов (Том 2)

- Да-c, как сифилитик, сгнивает нэп! - после каждого стакана со слезами в голосе провозглашал Белокопытов. - И Россия, великая древняя Россия, тоже заражена сифилисом, тоже гниет... Она похожа на разграбленный дом, по грязным комнатам которого гуляет холодный ветер, шевелит, гоняет по затоптанным полам обрывки газет, окурки. А ночами по углам комнат спят одичавшие бродяги с уличными проститутками...

Белокопытов мотал головой, всхлипывал, дрожащей рукой хватался за бездонный портфель, извлекая оттуда все новые бутылки. Звякало стекло о стекло, булькала водка.

- Вы пьяны, Белокопытов, - сказал наконец Лахновский. - Довольно.

- Не-ет! Я, знаете ли, уезжаю завтра в город Шахты. Я там, собственно, и работаю. Заместителем главного инженера одной из шахт. Хотя, признаться, в горном деле понимаю столько же, сколько корова в электрическом моторе. Сюда приезжаю редко, за инструкциями и чтобы вот... - Белокопытов кивнул на бутылки. - Вы там начали, а я продолжаю. Я продолжаю, Лахновский, достойно! В этом году мы сорвем план добычи угля... Простое дело - два-три обвала в выработках, один хороший взрыв... Ну, для маскировки несколько мелких аварий. Плюс нехватка шахтеров, бегут они из шахт, как крысы с обреченного корабля. Боятся, запугали мы их! Хорошо! Кто еще не испугался, заживо под землей похороним...

- Давайте, в самом деле, отдыхать.

- Да, да, пора, - согласился Белокопытов, порылся в портфеле среди бумажных обрывков. - Вот, последняя. Я человек приближенный... кое к кому. И я знаю - вашу работу, Арнольд Михайлыч, хвалят и ценят. Вас называют специалистом по Поволжью и Уралу. Вы немало сколотили там наших групп... В той, новой России, за которую боремся, вы будете иметь жирный пирог. И по-ложение-с!

- Что ж об этом говорить? Пока работать надо.

- Да, работать, - совсем отяжелевшей головой кивнул Белокопытов. Потом вплотную почти приблизил свой желтый, в испарине, лоб к лицу Лахновского. Разрабатываются новые инструкции... Составляется такой... стратегический план наших действий, нашей борьбы на длительное время. Мы пока в общем занимаемся мелочами. Но придет время - и мы начнем активные диверсии, чтобы быстренько развалить, подорвать всю экономику, а также коммунистическую идеологию. Будем физически уничтожать наиболее преданных большевистской идеологии людей. Гражданских, военных - всех! Во всех областях. В крайнем случае - всячески их дискредитировать, обвинять во всех грехах. А самый большой грех - идейный. Вы поняли?

- Не очень, - сказал Лахновский, хотя отлично понимал, о чем говорит Белокопытов.

- Есть такая русская поговорка - свалить с больной головы на здоровую, А? Хе-хе-хе!..

И Белокопытов вдруг, без всякой причины, захохотал все сильнее, громче. Он хохотал, запрокинув голову, багровея лицом и шеей до черноты. Напрягшаяся шея, казалось, разорвет воротник полувоенной гимнастерки, пуговицы отскочат и, если какая угодит в бутылку, крепкая посудина расколется.

Лахновский поморщился и подумал вдруг, что этот Белокопытов чем-то напоминает Сергея Сергеевича Свиридова, отца Полины, покончившего с собой тогда, в восемнадцатом, в собственном кабинете.

- А вы знаете, - вдруг оборвал Белокопытов свой истерический смех, - вы знаете, что революция застала нашего Льва в Нью-Йорке? Там Троцкий-Бронштейн редактировал русскую радикальную газетку "Новый мир".

- Нет, - сказал Лахновский, который этого действительно не знал.

- А это символично! - Белокопытов поднял вверх толстый палец, тоже, кажется, потный. - Это символично! И мы... мы отдадим в борьбе за новый мир, за новую Россию все! Мы никогда не примиримся с тем, что Ленин превратил русскую буржуазную революцию в так называемую пролетарскую!! Хе-хе, нет таких пролетарских революций! Не было еще в истории! Все революции, которые случались, происходили по классическому образцу: переворот - и к власти приходит либеральная буржуазия! Свобода различным политическим партиям, кроме коммунистической. Демократия... И никогда не простим себе, что своевременно не убрали Ленина. Это нам жестокий урок! И мы сделали из него выводы. Выводы мы из него все вывели... Понял?

Белокопытов наконец опьянел, язык заплетался, мысли путались. Он еще пошарил в портфеле, но ничего там больше не нашел, со злостью швырнул его на пол, уставился вдруг погрустневшими глазами куда-то в одну точку.

- Да, Арнольд Михайлович, мы не сдадимся. Мы... Мы ведь как крысы. Все видят, как они бегут с обреченного на гибель корабля, но никто никогда не замечал, как они туда проникают... А там размножаются. И грызут, грызут потихоньку все, что можно. Мы... Благодарные соотечественники выкесут... - а, черт! - высекут в граните наши имена! Потому что... потому что, кто знает, может быть, борьба только начинается. Только начинается... И мы у ее истоков! А? Пионеры! И мы будем в этой борьбе безжалостны, как сам... О-о, я знаю Левку Бронштейна из местечка Яновка, что близ Херсона. Он сразу же приполз из-за границы сюда, как только почуял запах жареного! Что, Лахновский, будет, ты представляешь?!