Так посоветовал сделать Паровозников. Да и сам Василий ясно помнил кровавые события в лагере под Перемышлем, когда Грюндель потребовал в первую очередь выйти из строя "комиссарам и коммунистам".
- Превосходно, - протянул человек с повязкой, снял перчатки и несколько раз хлестанул ими Василия по лицу. Удары были не больные, вроде бы шутейные. Лишь стекла его маленьких очков зловеще блеснули.
На другой день из камеры куда-то увели группу командиров. Пригнали их обратно через несколько часов, избитых, окровавленных. Герки Кузнецова среди них не было.
- Он... он плюнул этому гестаповцу в лицо. Ему тут же размозжили прикладом голову, - сообщил некоторое время спустя майор Паровозников. И, помолчав, добавил: - Этого делать не следует, если тебя вызовут.
- Я ничего им не скажу, Никита Гаврилович. Да я и не знаю, кто из вас коммунист, а кто нет. И знал бы... Лучше пусть убьют. Поверьте! - торопливо прошептал Василий.
- Да я верю, - просто сказал майор. - Верю, Вася.
Но вызывать на допросы больше никого не стали. Еще через день их всех подняли пинками чуть свет - какой-то немецкий офицер при этом наступил на валяющуюся на полу плеть, отшвырнул ее ногой в сторону (с тем и кончились обязанности старосты Василия), - вывели из камеры и куда-то погнали. Как потом оказалось, на вокзал, где сразу же плетьми и прикладами заставили войти в глухие, но чистые, новые вагоны, еще пахнущие краской. Это были самые лучшие вагоны, в каких за последние два года перевозили Василия. Целый день их куда-то везли, вагон то останавливался, то снова трогался. Пищи никакой не давали. Привезли их в Краков, загнали в кирпичное здание с большими и толстыми железными воротами, где держали еще полмесяца. Василий чувствовал себя в общем крепко, частенько отдавал Назарову то свою порцию хлеба, объясняя, что у него от предыдущего дня осталось, то миску щей. Да и кормили в Кракове прилично, иногда давали даже кусок колбасы или сыра. Назаров совсем поправился, бросил палку.
- Ну, спасибо, Кружилин, тебе за все, - сказал он. - Останемся живы никогда не забуду.
- Чего там, товарищ капитан... - Василий даже смутился. - Бежать надо, товарищ капитан. Краков не так уж далеко от нашей границы. А то еще куда переведут...
- Да. Непременно, - твердо сказал тот. - Осмотримся вот. Без меня ничего не предпринимай.
- Слушаюсь, товарищ капитан! - И нетерпеливо добавил: - Хорошо бы группой. Вы, я, Никита Гаврилович. Еще с кем-то поговорить... Многие согласятся.
- Предоставь мне это, говорю. Здесь, кажется, тюрьма. Из-за каменных стен не очень-то убежишь. Но, может быть, на работы какие-нибудь водить станут...
Назаров и Василий еще не знали, что их ждет, и, несмотря на все пережитое уже, и отдаленно не представляли себе режима немецких концлагерей, но догадывались - уж чем-чем, а работой их не обделят.
Но в Кракове так и просидели полмесяца в каменном сарае, даже на прогулку их ни разу не выводили.
- Курорт, - усмехнулся Василий. - Я даже поправился вроде.
- Погоди... Не покажется ли когда-нибудь Краков и в самом деле курортом? проговорил Паровозников.
Он как в воду глядел. На следующий день с утра за стенами кирпичного здания началась какая-то суета, крики, послышался рев автомобильных моторов. Спустя некоторое время распахнулись железные ворота, перед ними стояли наготове три или четыре длинных зеленых автофургона с раскрытыми уже задними дверями, от фургонов к воротам тянулись шеренги немецких автоматчиков, образуя несколько узких коридоров. В здание вбежали эсэсовцы и, ничего не объясняя, прикладами погнали заключенных наружу, а там по этим живым коридорам - в машины.
Когда распахнулись ворота и вбежали эсэсовцы, Паровозников, поднимаясь с цементного пола, застланного соломой, проговорил:
- Кажется, кончился курорт...
Это было последнее, что услышал Василий от Паровозникова. Оказавшийся рядом немец что-то закричал, ударил его прикладом в плечо. И больше Василий майора не слышал и не видел до самой встречи уже здесь, в Бухенвальде. И Назаров тоже.
В тот раз, когда немец ударом приклада толкнул Паровозникова, Назаров торопливо проговорил:
- Что бы ни случилось, Кружилин, будем вместе. Надо быть вместе! Не бросай меня.
- Да вы что, товарищ капитан! - обиделся даже Василий.
Выбежали они из здания плечо в плечо, в давке Василий отталкивал кого-то, чтобы не отстать от капитана, в фургон заскочил первым, подал руку Назарову, помог ему взобраться...
Они все еще были в армейских гимнастерках, превратившихся в грязные лохмотья. И только в Ченстохове, куда их привезли в первых числах августа, обрядили в полосатые куртки и брюки. Сапоги, правда, оставили, но обрезали голенища.