Вечный зов (Том 2)

- А чего ж... - усмехнулась старуха дряблыми губами. - Бог дал вот за страдания мои мно-ого сроку. Я и батюшку твоего знавала. И дедушку. Ты-то его не знаешь, дедушку своего, после него уж народился, а я знавала... Крепостные мы были у него, мои родители-то, на Ярославщине жили...

Зубов так и сел. Шатнулся к табуретке, которая стояла неподалеку, и осел. А старуха сказала Наташе:

- Петро Зубов это, доченька, сын Викентия. У того Викентия братец еще был Евгений, за которого я на каторгу-то угодила.

Наташа вскрикнула, зажала вскрик ладонью.

Старуха молчаливо стояла возле кровати.

Зубов, оглушенный, ничего не понимая все-таки, вертел головой.

Ничего не понимала и Лена, невысокая, тоненькая еще и хрупкая, светловолосая и светлоглазая - в отца. Она, когда вошел этот человек, готовилась к экзамену по истории, который должен быть завтра, в понедельник, а теперь, держа в руках учебник, стояла у окошка, пронизанная сильным весенним солнцем, льющимся в комнату. Она не понимала и не осознавала, что эта самая история, которую она уже не первый год изучает по учебникам, присутствует здесь, в этой маленькой их комнатушке, в живых лицах, что бабушка Акулина Тарасовна, этот незнакомый человек, ее мать, да и она сама, обыкновенные и мало кому известные люди, тоже участники истории, которую она учит, не легкой и не простой истории человечества, живущего на планете Земля.

- На какой, простите, каторге? - спросил Зубов, когда прошел первый шок. При чем тут брат моего отца? Из далеких рассказов отца я что-то припоминаю... был у него, кажется, брат, который то ли умер в юности еще, то ли погиб... Расскажите, если знаете что.

- А что ж, и расскажу, - проговорила старая Акулина. - Зачем мне с собой это уносить? Пущай ты будешь знать, на пользу, может, тебе, Петро Викентьич... Сам-то чего и как объявился тут?

Зубов помедлил, оглядел Наташу, потом Лену, спросил у Наташи, не отвечая на вопрос старухи:

- Вы помните ту ночь в доме какой-то Огородниковой Марии во время войны? Когда нас всех арестовала милиция?

- Да... - выдохнула она. - Это было ужасно.

- И я помню, - усмехнулся он.

- Вы сказали мне странные слова тогда: "Никогда, девочка, не становись на колени. Если человек сделал это, он уже не человек..."

- Разве? - проговорил он, задумался. - Да, кажется.

- Чего вы хотите?

Зубов и на ее вопрос не ответил, а спросил опять не сразу:

- Это... дочь Семена Савельева и ваша?

- Да...

- Очень похожа на отца.

И здесь только Наташа поняла, что этот человек принес какие-то известия о ее муже. От давно потерянной и, наперекор всему, мгновенно возникшей надежды она задохнулась, вся кровь в ней остановилась, и, побледнев, она прошептала:

- Вы... что-то знаете о Семене?

- Я думал, он здесь.

Надежда, не успев родиться, тут же умерла, как умирает, испаряется моментально капля воды, случайно пролитая на пыльную, иссушенную зноем землю.

- Его нет...

- Я вижу...

- Вы... встречались с ним где-то?

- Да. В сорок третьем это произошло, в июле, кажется.

- А в июне от него пришло последнее письмо. И больше не было. Рассказывайте. Где, как вы встретились?

- В колонне военнопленных, которую немцы гнали через село Жерехово...

* * * *

На другой день Зубов Петр Викентьевич вместе с Наташей был в Михайловке, сидел за столом в доме Анны Савельевой и не торопясь снова, как вчера, рассказывал:

- ...Встретились мы с ним в колонне военнопленных, которую гнали немцы через село Жерехово. Неподалеку от города Орла оно находится. Под этим селом есть крутой холм. Возле холма шел страшный бой, в направлении на эту высоту и наступала из болот наша штрафная рота, а на холме, окруженном немцами, и находился ваш сын, Анна Михайловна, как он мне потом говорил.

- Так... Там мы были, - сказал Иван Савельев, сидящий за столом рядом с Кружилиным. - Я им все это рассказывал. Я так и думал, что Семена они в плен угнали. Я его искал после боя того и нигде не нашел.

- В плен, - кивнул Зубов. - И меня под этой высотой взяли. Семен контужен был, все крутил головой. И спина у него была осколком разворочена, порядочный лоскут тела вырвало, но позвоночник, к счастью, не задело.

- Да, - опять подтвердил Иван, - еще в самоходке его контузило, потом на высоте добавило. Мы его в блиндаж положили, думали - там безопаснее, а туда снаряд... А после, когда немцы высоту захватили, он без сознания уж был. Я все рассказывал тебе, Анна...

Она дважды, по очереди, приложила к глазам смятый в комок платочек. Несколько дет ей не хватало до шестидесяти, но давно она превратилась в старуху, раздавливающее известие о муже и страшная, непонятная судьба старшего сына сломили ее, потушили блеск в глазах, стерли навсегда ее былую красоту, все живое в ее облике.

На столе остывали чашки с чаем, нетронутой стояла бутылка водки. Анна поставила ее, никого не спрашивая, но никто не сорвал даже белую нашлепку с нее.