Вечный зов. Том II

— Ну, там ли, в одиночестве, тут ли, в компании, — какая разница? — усмехнулся Алейников кисло. — Вы только не теряйтесь. У вас будет минуты две-три, пока они не опомнятся и не разберутся, что к чему. Автомат мне только мешать будет.

План Алейникова был безрассуден, но именно безрассудством и рассчитывал Яков ошеломить немцев.

Оказавшись таким образом среди окружающих лощину врагов, в самой их гуще, он подождал, пока фашисты не поднимутся для решающего броска, и, привстав на колени, швырнул одну гранату вправо, другую влево и сразу же упал плашмя на дно траншеи. Ухнуло раз за разом с промежутком в несколько секунд два взрыва, над головой его просвистали осколки. Мгновенно приподнявшись, Яков не различил во мраке ни одной фигуры и понял: немцы, как он и рассчитывал, не могли сообразить, откуда кинули гранаты, каким образом русские, только что стрелявшие из лощины, оказались здесь, в самой середине наступающих цепей. Алейников швырнул ещё две гранаты в разные стороны, стараясь, чтобы они упали как можно дальше. Едва вздыбилась земля, он, отчётливо боясь теперь, что его заметят, сильно согнувшись, пробежал вперёд и опять бросил в ту и другую стороны по гранате. Переждав взрывы, ещё сделал несколько скачков вперёд. Свистнула возле уха одна, другая пуля. Его заметили. «Ну вот, Поликарп Матвеевич! — мелькнуло вдруг у Алейникова почему-то злорадно. — Коли нащупает какая пулька, не считай, что специально её искал. Жить мне, оказывается, тоже охота».

Ощущая в эти секунды, что ему действительно как никогда хочется жить, он бросил по сторонам последние две гранаты и, обдирая руки и колени, пополз торопливо вдоль траншеи обратно. Немцы подняли беспорядочную стрельбу, пули густо пронизывали воздух над его спиной. Алейников слышал их горячий полёт, сердце его стучало, как молоток. «Неужели выберусь, неужели выберусь?!» — колотило в висках, он чувствовал, что спина его, в которую могла ударить пуля, будто омертвела, из заушин по щекам стекает холодный пот.

В лощине уже никого не было, Дембицкий, воспользовавшись замешательством немцев, увёл группу, как было условлено, оставив на том месте, где недавно лежал, отстреливаясь, Алейников, его автомат. Этого условлено в горячке не было. Яков понял, что Дембицкий оставил автомат на всякий случай, мысленно поблагодарил его, схватил оружие и запасной диск, лежавший рядом, встал во весь рост и побежал.

Группу он догнал через несколько минут за отлогим холмом, спускающимся к морю. Сзади всё ещё шла яростная стрельба, немцы, думая, что русские вздумали прорваться в их тыл, поливали огнём пустое пространство.

— Ну, манёвр! — прохрипел на бегу Дембицкий, когда появился рядом Яков. — Не зря мне Кружилин говорил… Слава богу, что живой! Не надеялся…

Сзади стрельба стала затихать, немцы, видимо, образумились, начали пускать ракеты, пытаясь обнаружить, куда же делись проклятые русские. Над сопкой, которую чекисты огибали, медленно и лениво мигало бледно-желтоватое зарево. Может быть, немцы находились уже в лощине, но группе Дембицкого теперь это было всё равно, — обогнув сопку, они вошли в проход во вражеском минном поле, специально проделанный для них два дня назад сапёрами. А сразу же за минным полем начинались наши позиции…

Огня было много и после, особенно в стычках и боях с вражескими десантами, пытающимися высадиться то в одном, то в другом месте. Яков вместе с другими бойцами противодесантного отряда, с солдатами армейских частей расстреливал ползущих из воды на берег немецких солдат из автоматов и пулемётов, забрасывал их гранатами. Он испытывал какое-то по-детски радостное чувство, когда видел, что от его рук и от рук товарищей по оружию падают и умирают враги. Бывали моменты, когда жизнь его, Алейникова, не обрывалась даже непонятно почему, каким-то чудом он оставался в живых. Но огонь войны ничего не выжег в его душе, прошлое не забывалось, оно только отодвинулось куда-то далеко-далеко. И там, в этом далеке, жили Иван Савельев, Василий Засухин, Данила Кошкин и многие-многие другие. Где они сейчас, что с ними, Яков не знал. А знать, кажется, хотелось, было любопытно, как же они сейчас себя ведут и что делают, если живы, — именно сейчас, когда началась война, когда враг топчет родную землю, насилует её женщин — жён, матерей, невест. «Да, если живы… — усмехался не так уж редко Алейников и мрачнел, чувствуя к себе откровенное омерзение. — А где ж этот… тип, Полипов Пётр Петрович? Тоже ведь на фронт ушёл!» Вот он, Яков, воюет и будет воевать за эту землю, на которой вырос, не за страх, а за совесть, до последнего дыхания. Неужели и Полипову так же дорога эта земля, этот воздух, синева над головой?