– Шёл я по дороге, а внутри меня прям огонь бушевал, до того обозлился я, что вы со мной не пошли. Луна яркая, круглобокая, желтится в небе, светло как днём. Всё хорошо было, пока не поравнялся я с Выселковым Логом.
Вдруг ни с того, ни с сего напал на меня страх какой-то, чувствую, как смотрит на меня будто кто. Замер я, прислушался. Тишина. И вдруг в Логу зашумело что-то, кусты зашуршали, сквозняком повеяло, сыростью, филин заухал где-то в стороне, а после послышался шёпот неразборчивый, бормочет кто-то, заунывно так, монотонно, у меня голова закружилась, чумная сделалась. Хочу бежать и не могу, ноги словно к земле приросли.
Стою и гляжу на Лог. А оттуда голова показалась, огромная, глаза как провалы чёрные, пустые, рот щелью, а носа и вовсе нет. За головой шея тощая, длинная потянулась. Я уже стал кумекать кто передо мной.
А сам всё издаёт звуки эти мерзкие, то ли чириканье какое-то, то ли скрежет, то ли шёпот, не разобрать, будто старое дерево скрипит на ветру. Затащил он меня в эти кусты, я всю кожу изодрал себе, да боли даже от страха и не чувствовал, оставил он меня там, а сам исчез куда-то. То ли позже вернуться хотел, то ли что. А на меня оцепенение нашло. Пока ваши голоса не услышал, как не в себе был. Спасибо вам, спасли вы меня!
– Вот такая история вышла с Анисимом, – почесал бороду дед, – А что, не попить ли нам чаю, хозяйка? Аж в горле пересохло, пока вам тут балакал.
Баба Уля пошла ставить электрический самовар, а Катюшка опасливо покосилась на тёмный прямоугольник окна:
– Деда, а зимой
– Говорят, может. Сам не видел, не знаю.
– А сейчас бывает что-то в Выселковом Логу?
– И сейчас бывает блазнится людям. Но об этом в другой раз расскажу. А теперь давайте чай пить.
Врата в ад
За окном поезда мелькали редкие заснеженные деревни, перелески, широкие поля и снова лес, лес, лес. Ехать Данилу было двое суток. В Добрянке не был он добрых лет семь, и вот сейчас направлялся к своей бабушке, у которой проводил в школьные годы все каникулы и, глядя в окно, под мерный стук колёс, улыбался своим воспоминаниям.
Деревня их была немаленькая, дворов под сто. Расположилась она в низине между холмов, словно в двух больших ладонях, оберегающих её от всех ветров и бурь. В детстве Данилу казалось, что нет места на земле безопаснее, чем их Добрянка, несмотря на рассказы бабушки да местных старожилов про разную нечисть, что будто бы водилась в тех краях – в лесу, в Выселковом Логу, на речке, носившей то же название, что и деревня. Да и куда ни пойди, всюду тебя окружали былины и каждое место овеяно было особенным, таинственным духом, некой тайной и мистикой. То ли казалось так от ребячьих лет, то ли и вправду так оно и было.
Бабушке Клавдии сейчас было уже восемьдесят шесть лет, но была она бодрая и шустрая, не чета нынешним молодым, хилым, да депрессивным. Сроду не видел её Данил в печали, некогда ей было хандрить, с утра до ночи в деревне кипит работа. Сейчас вот только маленько и угомонилась, да и то чай, годы-то уже не те.
Из раздумий Данилу вывело чьё-то приветствие, поезд остановился на станции и в купе вошёл мужчина с рюкзаком. Был он одет просто, но добротно – шапка-ушанка, куртка на меху, высокие валенки и меховые рукавицы. Поздоровался, начал располагаться. Вскоре в купе заглянула проводница, предложила чай, мужчины не отказались, и достав свои припасы уселись к столу, и принялись ужинать, угощая друг друга.
После ужина прилегли, разговорились мало-помалу, за окном уже стемнело, ничего не было видно. Потекла неспешная беседа, попутчик оказался приятным собеседником и знал много удивительных историй. Звали его Романом Александровичем, был он геологом и сейчас возвращался с очередной командировки. Потихоньку темы разговора перетекли в область неизведанного и необъяснимого. Данил рассказал Роману Александровичу парочку историй из деревенского фольклора, тот внимательно выслушал, поцокал языком, покачал головой, а потом, немного помолчав, сказал:
– Со мной тоже случались разные вещи подобного характера. Поездил я за свою жизнь немало, и по дальним странам и по дремучей тайге, где только не был, чего только не повидал. Потому и тебе верю, и историям твоим. В жизни, мой друг, всякое бывает, ой как много ещё вокруг нас неразгаданных явлений и фактов. Некоторые случаи особо запоминаются. И не просто запоминаются, а разделяют жизнь на
– Да отчего же против, с радостью послушаю, – подхватился Данил, – Ехать нам ещё долго, время скоротаем.
И Роман Александрович, вздохнув, и прищурив глаза, словно устремляя взгляд в то время, о котором пойдёт сказ, начал: