Ведая, чьи они в мире...

зелень счастливых дубрав, где приют блаженный таится.

Здесь над полями высок эфир, и светом багряным

солнце сияет свое, и свои загораются звезды…

Я не боюсь предстать перед загробным судом, и не его прощение мне нужно. Я хочу только одного — чтобы тот, кого я люблю, простил меня за мою вину перед ним. Не так, как оправдывает судья, а так, как прощает человек…

* * *

В тот солнечный день внутри было полутемно, свет едва проникал сквозь узкие окна. Утренняя служба закончилась, вокруг слышался только шорох шагов и негромкий говор. Людей оказалось довольно много, но большинство не молились, да и с виду не напоминали верующих, — просто бродили с места на место, разглядывая фрески. Это одна из главных церквей города, и, наверное, туристы бывают здесь часто…

Я знала, что слова обряда нужно произносить перед алтарем. Но как он выглядит и где находится, представляла смутно… Пройдя вглубь церкви и остановившись перед огороженным пространством, за которым стоял длинный стол, накрытый блестящей тканью, я подумала, что, скорее всего, это и есть алтарь.

Алтарь бога, которого называют всемогущим, всезнающим и милосердным. Бога, который был рад, когда его слуги резали «неверных» и жгли еретиков, а другие добрые христиане подбрасывали в костер поленья… Ведь если он не был рад этому, остается одно из двух: или он не мог этому помешать — и тогда он не всесилен, — или просто не знал об этом, и тогда он не всеведущ. А значит, еще и лжив, потому что скрывает свою истинную сущность.

О нем говорят, будто он — сама любовь, так как он призывает воздавать добром за зло. Правда, такой призыв плохо сочетается с его же словами о том, что ему угодны лишь те, кто «возненавидит отца своего и мать, и жену и детей, и братьев и сестер…» Но даже если не считать этот завет лицемерным, он учит не любви, а неблагодарности и предательству. Ведь платить добром за зло — это значит, поступать несправедливо и унизительно по отношению к творящим добро: почему они должны получать то же, что причитается мерзавцам? Справедлив тот, кто отвечает ударом на удар и объятием на объятие. Тот, кто умеет любить друзей и ненавидеть врагов. А дарить любовь врагам наравне с друзьями — разве это не оскорбляет само имя любви и дружбы? Если кто-то пытается любить ненавидящих его — разве этим он не предает тех, кто его по-настоящему любит? Впрочем, такие люди и не достойны ни любви, ни ненависти, ни верных друзей, ни настоящих врагов: это просто убогие твари, которые из-за своей душевной слабости и трусости не способны воздать каждому по заслугам. И эта вера нужна им, как оправдание собственного бессилия. Чтобы они могли гордиться званием добрых христиан, исполняющих заповеди доброго боженьки…

Хотя нет ничего удивительного в том, что люди, слабые душой — то есть, «нищие духом» — ему особо угодны. Ведь и сам он, пребывая в человеческом облике, оказался таким же. А как еще можно назвать того, кто при первом же испытании болью трусливо взмолился: «Отец мой, зачем ты меня оставил?!»

Это существо не только недостойно называться богом — ему далеко и до лучших из людей. Потому что я знала человека, который не стал просить пощады ни у людей, ни у богов, хотя ему пришлось испытать несравнимо большее. Он тогда не промолвил ни слова…

На меня никто не смотрел. Сзади топталась очередь к прилавку, где торгуют иконами, шаркала уборщица, деловито собирая еще не догоревшие свечи, а другая протирала тряпкой стеклянную крышку гроба с мощами. А впереди была пустота, только крест из электрических лампочек среди тусклой позолоты.

Никто не смотрел на меня — разве что те, к кому я пришла. И те, кого почитали здесь прежде.

…Веру предков сожгли,

но тень ее — среди лесов.

Слушай голос земли!

Забудь про все.

Иди вперед.

Слушай голос огня…

Я никогда не поклонялась христианскому богу, но все же была крещена — а значит, отдана в его власть! И в этот день я решила окончательно разорвать все узы, соединяющие меня с чуждой верой.

Глубоко вздохнув, я заговорила — вполголоса, но не шепотом. Так, чтобы мои слова были слышны только мне и тем, к кому я обращаюсь…

Ныне я отрекаюсь от бога Иеговы, отца,

отрекаюсь от Иисуса Христа, бога-сына,

отрекаюсь от бога-духа святого

и от девы Марии, божьей матери.

Отрекаюсь от церкви Христовой и от всех ее святынь.

Отрекаюсь от всякого священного христианского места

и от места своего среди рая,

от всякой христианской мысли и деяния,

от всякой милости христианского бога.