Ведётся следствие

— Предсмертная записка? На сорока листах? — доктор внимательно прочитал последний абзац. — Слог, надо признать… корявый, равно как и почерк, еще архаизмы эти не к месту… И отчего ему было не освоить машинопись? Вы послушайте только: «силою великаго искусства да остановлю бездушный механизм системы, каковая отказала благородным начинаниям в признании и дотянулась до моего убежища…». Напоминает колонку из «Столичного инсургента», — закончил он.

— Ну что вы, господин Немертвых, — возмутился даже сержант, — госпожа Ловких и господин Бурловски лучше пишут. Захватывающе! Возьмешь, стало быть газетку с собой… ох, прошу прощения, забылся-с…

— Ничего, ничего сержант, — усмехнулся доктор. — Немудрено — ночка хлопотная…

Он повернулся к поезду и удивленно нахмурился.

В самом начале платформы сгрудилось несколько человек с самодельными плакатиками. «Нет отравлению болот!», — гласил один из них. Остальные не радовали разнообразием: «Долой!», «Руки прочь от уникального природного объекта!» (целиком надпись на листе не поместилась, пришлось сократить слова, отчего сразу смысл фразы было уловить непросто), «Даешь независимую экспертизу!» и так далее.

— А это что еще за демонстрация? — спросил он, не особенно рассчитывая на ответ.

— Это, господин, биологи, — ответил случившийся поблизости проводник из второго класса, тоже наблюдавший за процессом извлечения останков покойного литератора из отбойника. — Или экологи? Путаю я, уж простите. Они на каждой остановке этак вот стоят. Я расспросил как-то, так они, оказывается, считают, что нельзя гонять экспресс по болотам, чтоб дымом и копотью их не травить. А лишние две недели в пути — это им, значит, всё равно!

— Может быть, им просто некуда торопиться? — предположил доктор.

— Это уж точно, господин, — поспешил заверить проводник. — Я слышал, они всё в Институт рвались, исследования какие-то проводить. А их не допустили!

— Я бы на месте руководства Института тоже не допустил подобную публику до ответственной работы, — хмыкнул Немертвых, рассматривая суровых, не слишком хорошо одетых экологов.

— Ну вот! — обрадовался тот. — Их в Институт не взяли, так они акцию протеста устроили.

— Это какую же? — заинтересовался доктор, заглядевшийся на даму, примерявшую у ларька дуршлаг с большими дырочками. Торговец уверял ее, что сквозь такие дырочки удобно протягивать пряди волос и завивать их на папильотки.

— Ну, с плакатами стоят, это раз, — пояснил проводник. — А еще они протестуют против… ох, умно как-то сказали… Вот, вспомнил: против разрушения уникальной экосистемы болот! Поэтому, господин, они едут даже не третьим классом, а вовсе в товарных вагонах. В клетках.

— В клетках?.. — удивился Немертвых.

— В клетках, — подтвердил тот. — На соломе. Стараются, значит, привлечь внимание общественности. Только общественность к товарным вагонам не ходит и внимания не проявляет. Что там приличным господам делать?

— И правда что, — хмыкнул доктор. — Что ж, благодарю, теперь хотя бы ясно, что это за публика… Покойной ночи.

— И вам покойной ночи, господин, — ответил проводник, — вы не беспокойтесь, поезд у нас — надежнее некуда, доедете в лучшем виде!

«Разумеется, доедем», — зная своего патрона, Теодор в этом ни на секунду не сомневался. Он шел к своему вагону, а служащие паровозной компании сновали как муравьи — проверяли буксы, задраивали большие и малые люки, ставили сетки, везли баллоны со сжатым воздухом — экспресс готовился к чему-то грандиозному. Ответственный служащий благоговейно полировал мягкой фланелькой каролевский герб, украшающий мощное чело локомотива: огромную пятерню. (Существовала легенда о том, что Кароль I Отважненьких был почти совершенно неграмотен, а потому все подписи и печати на документах заменял только лишь отпечаток монаршей ладони, подделать каковой не имелось возможности. Правда это или нет, теперь уже сказать было сложно, но герб у Каролевства был весьма колоритный. Кокарды же фуражек военных и прочих украшало стилизованное изображение ладони: большой круг и пять поменьше.)

«Прямо сквозь болота, — подумал доктор, глядя на подбирающийся к поезду туман. — Смело! Но любопытно.»

Он вошел в тамбур, аккуратно прикрыл за собой дверь. В коридоре скучал крупный господин, который с затаенной тоской наблюдал за происходящим на перроне. Поучаствовать он никак не мог, ибо был пристегнут наручниками к ручке двери купе.

— Добрый вечер, — вежливо поздоровался доктор, тактично не обращая внимания на блестящую цепь. В конце концов, у каждого могут быть свои маленькие причуды! Быть может, господин страдает манией скупать совершенно ненужные ему сувениры, и, зная об этом, принял сообразные меры предосторожности…

— Вечер добрый, — печально ответил пристегнутый господин и, откашлявшись, спросил: — Не подскажете, что это за суматоха на перроне?

— Ерунда, — сказал доктор, — продают сувениры всякие, снедь. Третий класс закупается, у них ресторана нет… Так что — решительно ничего интересного. Ну разве вот человека зарезали.