Веди, княже!

— Нечего сказать, хороших помощничков получил я на море… — Он выпрямился в кресле, строго посмотрел на гонца. — Сейчас же отправляйся к своей хеландии и, не жалея парусов и весел, спеши к друнгарию. Скажи, что если не знает он, где скрывшиеся от него язычники, то это известно мне. Пусть оставит для наблюдения за обнаруженными русскими ладьями один дромон и пару хеландий, а сам со всеми остальными кораблями плывет к месту, которое ему укажет посланный мной с тобой человек Он моим именем будет приказывать друнгарию, что и когда ему делать. Теперь не теряй ни минуты.

Полный нетерпения, Василий не мог сидеть на одном месте и принялся быстро шагать по шатру из угла в угол. Так продолжалось до тех пор, пока он не дождался прибытия болгарского лазутчика, первым явившегося к нему от воеводы Бориса. От него спафарий услышал весть, ожидание которой не давало ему покоя весь день.

— Ромей, русы зажгли сигнальный огонь.

— Где? — спросил Василий, замирая на месте как вкопанный. — На скалах у входа в бухту?

— Нет, совсем не там, где мы ожидали. Они разложили его в пещере на склоне одной из гор. Огонь виден только с моря и утеса, на котором мы были с тобой утром и откуда я только что прискакал. Торопись, спафарий, ибо ладьи русов должны быть уже на полпути к бухте.

Но Василия не нужно было торопить. Не дожидаясь слуги, он набросил на себя плащ, схватил в руки каску, рванул со стены перевязь с мечом. Выскочив из шатра, он подошел к дежурному центуриону

— Тревога! Комеса и стратига ко мне!

Надев каску и перебросив через плечо перевязь с мечом, он минуту наблюдал за пришедшим в движение лагерем, после чего снова обратился к последовавшему за ним лазутчику.

— Ты уверен, что проход из моря в бухту не занят русами?

— Вполне, поскольку он им совершенно не нужен. Скалы ночью постоянно в тумане, с них ничего, кроме пролива, не видно. Да и кроме обнаруженной нами в скалах расщелины на них больше негде укрыться.

— В таком случае немедленно скачи к бухте и жди меня на конях у пролива. Я хочу сам захлопнуть подготовленную язычникам западню.

Расщелина змеилась у вершины одной из скал, ограждавших с боков проход со стороны моря в бухту. Брызги от разбивавшихся о подошву скалы волн почти не долетали до расщелины, но постоянно висевшая над скалами и проливчиком водяная пыль обволакивала ее. Водяная пыль сразу сделала влажными одежду и тело, однако Василий не замечал этого. Втиснувшись в расщелину и прижавшись к скале спиной, он как можно дальше высунул наружу голову, насторожив в обступившую ночь уши, впившись в темноту глазами.

Вокруг не было ничего подозрительного. До слуха спафария доносились лишь слабый плеск воды да мерный рокот бивших в основание скалы волн. Глаза упирались в ночную темень, выделяя из нее слабо мерцавшую в лунном свете желтую дорожку-проливчик между морем и бухточкой. Давно притихли лежавшие рядом с Василием трое спутников, не было слышно и видно примостившегося на вершине скалы легионера с потайным фонарем. Только спафарий, чуткий, настороженный, превратившийся в комок нервов, без устали вертел по сторонам головой. У него не было сомнений — русы обязательно должны приплыть в бухту, и первым увидеть их надлежит ему.

И наконец… В мертвенном свете луны по краю светившейся глади проливчика, прижимаясь к скалам почти вплотную, скользнула длинная черная тень. Может, почудилось? Намертво вцепившись пальцами в острые края расщелины, Василий высунулся из нее по пояс, повис над бездной с напряженными до последнего предела глазами. Нет, не ошибся, его предчувствие оправдалось.

Вдоль противоположного берега проливчика, стараясь держаться в тени и не появляться на освещенной луной середине прохода, медленно двигалась русская ладья. Иногда тени скал не хватало, чтобы скрыть ее целиком, и тогда Василий отчетливо видел высокие борта, висевшие на них продолговатые русские щиты, уставленные вверх блестевшие в лунном свете жала копий. Он мог различить даже длинные, одновременно выбрасываемые вперед весла, видел ритмично раскачивавшиеся в такт рывкам веслами спины гребцов, однако не слышал ни одного всплеска воды, ни одного звука или шороха, доносившегося с ладьи. Что ж, это немудрено: русы всегда слыли не только отличными воинами, но и прекрасными мореходами. Недаром это море издавна звалось жившими по его берегам народами Русским морем.

За первой ладьей показалась вторая, третья. За ними мелькнули слабо различимые контуры четвертой и пятой. Василий неслышно взобрался к легионеру на вершину скалы. Отсюда он мог видеть не только пролив, но и подход к нему со стороны моря. Русские ладьи беззвучными призраками возникали из непроницаемой черноты моря, мелькали на миг желтым пятном в начале проливчика и тут же исчезали в его окруженной скалами пасти.