Ведьма

Если бы он владел собой, то непременно настоял бы, чтобы пригласить священника из Православной Миссии, хотя вряд ли отец согласился бы. Но эта мысль пришла ему в голову спустя несколько дней после похорон. Все эти дни он молчал — не разговаривал ни с кем, даже с родителями, хотя он и так с ними не особо часто беседовал. Отец сокрушенно вздыхал.

— …Что ты хочешь? — слышался в ответ голос матери. — Она была для него отцом и матерью в большей степени, чем мы. Она дала ему… не знаю… легенду, сказку, мечту. Осознание принадлежности себя к древнему роду. И собственной значительности.

— А мы что же?

— А мы утверждали, что у него не может быть музыкальных способностей.

— Но ведь мы его родители, мы всегда желали ему только добра и просто пытались быть реалистами!.. Неужели он нас не любит?

— Любит, конечно. А ее он боготворил…

Были пасхальные каникулы и ему не пришлось пропустить школу. А потом — одноклассники, как всегда, были заняты своими делами, а он не входил ни в одну из компаний — его вообще считали скучным занудой и симпатия Рыжей Кари воспринималась как экзотическая прихоть кокетливой красотки. Но она же оказалась единственной, кто догадалась о его потере.

Прошли летние каникулы, начался новый учебный год.

Рыжая Кари провожала его до полдороги почти каждый день.

— Ты странный, — сказала она ему однажды. — Но интересный. Не такой, как все.

«Зато ты такая же, как все, — думал он про нее, но вслух этого, разумеется, не говорил. — А теперь ты встретила чудака и тебе любопытно, что с ним можно сотворить…» Конечно же, она ему нравилась, она всем нравилась, только в отличие от остальных у него не было времени бродить с ней по улицам и дискотекам. Он и танцевать-то не умел.

Отец пребывал в полной уверенности, что старый бабушкин дом по всем законам наследования принадлежит ему. Но выяснилось, что было составлено завещание и по этому завещанию право на дом и участок переходил к ее внуку, который по достижении совершеннолетия имел право распорядиться им по своему усмотрению — оставить в собственности, продать или подарить, но не раньше. Он знал — отец считал дом старой развалиной, набитой ненужным хламом и с радостью бы продал его. Но теперь отцу оставалось только ревниво вздыхать: он понимал, что сын его не продаст дом не только по достижении совершеннолетия, но и вообще никогда.

Мальчик, ставший юношей, озадачил родителей в очередной раз, заявив, что теперь он достиг возраста, когда можно начинать обучаться пению и что преподаватель вокала в музыкальной школе уже прослушал его и готов с ним заниматься:

— Он сказал, что у меня крепкие связки и хорошее горло.

— Да уж, — ответила мать. — Младенцем ты орал будь здоров.

— Тогда зачем ты учил все остальное?! — отец всплескивал руками и не понимал. — Эта флейта, эти барабаны, это пианино?! Теоретические дисциплины… Зачем это было нужно, если теперь ты хочешь петь?!

— Как зачем? Я получил начальное музыкальное образование, которое позволит мне поступить в консерваторию.

— Ты с ума сошел! Консерватория! Ты думаешь, тебя там ждут?

— Нет. Но я все равно приду.

Скоро ему должно было исполниться шестнадцать. У него было громкое имя, которое он ненавидел: Александр Магнус. Наверное, все подростки недовольны своими именами, и дело не в имени — если бы им дали при рождении то имя, которое им, по их утверждению, нравится, они тоже были бы недовольны… Но тогда он подумал, что такое имя может принести ему удачу и успех, прекрасно понимая, что успех зависит в первую очередь от упорного труда. Утверждения, что имя влияет на характер и судьбу человека, он считал мистическим бредом.

Про его отношения с Рыжей нельзы было сказать, что они «встречались». Они сидели за одной партой, помогали друг другу на контрольных, давали списывать… Ему нравилось, что она с ним не кокетничает, как поначалу кокетничала с другими. А ей он нравился тем же: отсутствием видимого стремления произвести на нее впечатление, своей независимостью, равнодушием к насмешкам…

— Ты хотел когда-нибудь быть кем-либо другим? — спросила она его однажды. — Ну, другой профессии?

Они шли по улице, шурша неубранными листьями раннего листопада.

— Нет, — ответил он. — Никогда даже не задумывался о другой профессии. — Я помню, как ткнул пальцем в клавишу. Как она первый раз поставила мне руки на клавиатуре, а я не доставал ногой до педали…

— Ты так часто ее вспоминаешь, — вздохнула она. — Наверное, она была классной, да?

— Она прожила в Швеции всю жизнь, с десяти лет. И не упускала возможности упомянуть, что ее дальний предок Афанасий Туманов участвовал в битве под Полтавой. Конечно, кому это здесь понравится.

— Это правда, что она завещала тебе дом?

— Правда. Он очень старый. Отец не хочет ремонтировать, а у меня нет своих денег.

— Ты когда-нибудь мне его покажешь?

Он посмотрел не нее так, будто очнулся от дремоты:

— Когда-нибудь покажу. Надо, чтобы был подходящий момент…