Он поднялся на проспект, остановился возле продуктового ларька, жадно обыскал глазами витрину. Может, по пиву? Нет, покрепче чего-нибудь, чтобы проснуться только завтра или вообще послезавтра… Или вообще не просыпаться. Ха-ха…
Но начать нужно с пивка.
Он купил литр крепкого, тут же, не отходя от кассы, присосался. Нервные окончания медленно приходили в норму, и серое небо казалось уже не таким мрачным, и появлялась призрачная надежда избежать повторения ужаса… Потом эта надежда становилась уже более осязаемой, а когда в бутылке осталась половина содержимого, Елизарову показалось, что он справится на этот раз. Он обязательно справится, он сделает так, что эта хрень оставит его в покое навсегда.
Он будет спать как младенец. Все будет хорошо.
На другом конце города панический ужас сжимал горло другого человека. Человеку было очень страшно. Сильнее, чем обычно.
Агнесса Мкртчяновна-или-бог-ее-знает-как Шипилова уже довольно долго валялась дома на больничном. Случилась с ней неприятность: она поссорилась с соседом Петром Ивановичем Суслопаровым. Она решила поиграть на его и без того дряблых нервах. Она отводила душу за то, что он невольно прознал о ее грехопадении. Мы всегда ненавидим тех, кто знает о нас какую-то нелицеприятную правду, и Агнесса отдалась ненависти всей душой и сердцем. Короче, Петру Ивановичу не повезло с отличным слухом, и теперь ему придется дорого заплатить за свое легкомысленное любопытство.
Но Агнесса просчиталась. Платить пришлось ей.
Племянник Суслопарова, тридцативосьмилетний разведенный философ по имени Степан, стал свидетелем грязной психологической атаки, устроенной Агнессой в самый неподходящий момент. Он собирался попить пивка, закусить рыбкой и поговорить с дядькой на какие-нибудь отвлеченные философские темы, но когда через стену доносится такое…
Словом, закончилось все довольно быстро. Степан устроил Петру Ивановичу допрос, получил всю необходимую информацию и решил действовать.
«Иначе она никогда не остановится, – сказал он, выходя в тапочках на лестничную площадку. – Это надо пресекать в зародыше. Эти недотраханные разведенные суки… С ними надо построже, дядь Петь! Или ты ей сам впердолишь, чтобы из ушей вылезло, или ты ее погасишь хуком справа. Что выбираешь?»
Петр Иванович пришел в ужас от одной мысли, что ему придется кому бы то ни было «впердоливать», поэтому дал согласие на хук. Потом он, правда, немного жалел, что подключил к этому грязному делу своего интеллектуального племянника, но в следующие несколько дней из-за стенки действительно не раздавалось никаких звуков.
Вообще никаких.
Петр Иванович отказывался думать о том, какой ценой был достигнут консенсус. Степан в тот вечер вернулся в квартиру задумчивый, почесывая подбородок. Только после первой кружки светлого пива он начал травить анекдоты, но к теме Агнессы они больше не возвращались.
И вот теперь сама Агнесса валялась дома на больничном и боролась с паническим ужасом.
Она стала слышать голоса.
Сначала ей показалось, что просто стало что-то со звукоизоляцией в их и без того почти прозрачном доме. Конечно, громкая музыка, работающие телевизоры и прочие прелести цивилизации были слышны и раньше, но разговоров, если только не повышали голос, она никогда не слышала. Теперь же она могла в деталях разобрать, кто с кем и о чем беседует. Когда она поняла, что именно слышит, ужас объял ее всю с ног до головы. Она накрылась одеялом, забилась в угол спальни и намеревалась просидеть так до тех пор, пока призраки ее не оставят.
Одеяло не спасло. Она по-прежнему слышала.
«Слушай меня, дура, – бубнил какой-то мужик у нее почти над ухом, словно сидел тут же на кровати, – слушай и не отворачивайся, когда я с тобой говорю! Ты слышишь меня?»
Она автоматически кивнула. Под одеялом было душно и довольно жутко, но она не могла высунуть голову.
«Молодец, – ответил голос. – Так я тебе и говорю: впусти его вечером, когда он придет, и оттопырься по полной программе. Понимаешь?»
Возникла пауза. Голос явно ждал ответа, но Агнесса все-таки не до конца была уверена, что вопрос адресован именно ей. С другой стороны, вдруг мужик обидится за долгое молчание? Бед не оберешься.
«Чего молчишь, идиотка? – поторопил голос. – Понимаешь, что я говорю?!»
Агнесса сделала глубокий вдох и…
…– Да, понимаю, – выдохнула!
Все, теперь уже отступать некуда! Она вступила в диалог с потусторонним миром. Она стала медиумом, как Вупи Голдберг в том фильме с Патриком Суэйзи… Как его там… А, «Привидение»! Иными словами, то, к чему она стремилась всю свою сознательную жизнь, о чем втайне грезила и чему безумно завидовала, глядя в телевизор, наконец-то свершилось, и свершилось практически без приложенных ею видимых усилий. Чтобы начать плотное взаимодействие с ребятами из потустороннего мира, достаточно получить по башке от племянника вздорного соседа. Ох, если бы она знала раньше, подставила бы башку с радостью!
Правда, голова до сих пор гудит и кружится…
«Поздравляю, – протянул довольный голос. – Добро пожаловать в наш клуб. То ли еще будет».