Ведьма

– Чего же теперь делать-то? – неуверенно спросил Кудеяр, тиская ратовище копья. – Назад возвертаться?

– Зажечь фитили! – перекрестившись, приказал Серьга. – Молись за нас, отче. Ныне на молитву первая надежда.

Силантий первым высек искру, и от его бересты остальные стрелки запалили свои фитили. Заправили их в замки пищалей.

– Матвей! – окликнул сотника немец. – У тебя среди всех глаз самый вострый. От сего мастерства ныне судьба наша зависеть может. Может, ты позади с кулевринами пойдешь? Приказы твои мы и оттуда услышим.

– И то верно, – одобрительно кивнул Силантий. – Коли беда случится, каждый выстрел на вес золота будет.

– Тогда ты в голове выступай, – согласился с доводами сотника Серьга, отошел назад, проверил запальники кулеврин, заглянул в ствол, удовлетворенно кивнул, приказал Евлампию и Никодиму: – Давайте, братцы, на плечи жердины поднимайте.

И как только парни выполнили команду, повернул пушки поперек носилок, цепляя гаками за слеги.

Отец Амвросий тем временем, сжав в ладонях нагрудный крест и шепча молитвы, медленно шел по берегу далее. Пояс с саблей висел у него через плечо – опоясаться оружием священник так и не посмел.

– Отче! – спохватившись, кинулась следом Митаюки. – Куда же ты один в ловушку, святой отец?!

Священник, полностью отрешенный, ее словно не слышал. Хорошо хоть, шел не очень быстро, и юная чародейка его легко обогнала, настороженно глядя по сторонам.

Высокая стена черной акации, почти лишенной листьев, потихоньку приближалась к берегу. Она высоко поднималась над ивовыми зарослями и почти не имела просветов. Тот, кто сажал и растил кустарник, очень старался.

– Куда убегли, оглашенные?! – запыхавшись, схватил за плечо священника Силантий. – Остальных обождите!

Отец Амвросий чуть качнулся и замер, удерживаемый силой, а юная чародейка пошла дальше. Во второй руке десятник держал рогатину и схватить Митаюки не мог.

Девушка сделала еще несколько шагов, прищурилась, сорвалась на бег, продираясь через траву к стене кустарника, и замерла возле качающейся на ветру змейки, свернутой на руне вечной жизни.

Знак, призывающий зверя…

Митаюки-нэ пошарила глазами по сторонам и вскоре заметила комок красной шерсти с пятью растопыренными нитями. Совсем чистый, не запыленный, не заросший паутиной. Похоже, кто-то сорвал замковый узел совсем недавно и освободил знак зверя от запретов.

– Великий Темуэде-ни… – охнула ведьма. – Это же тотемники!

Она обернулась и громко закричала:

– Здесь живут тотемники! В проходе прячутся чудовища!

Ватага остановилась, словно споткнувшись, глядя на полосу влажной гальки, лежащую между морем и зарослями акации. Шагов десять в ширину и с полсотни в длину.

– Фитили не потухли? – быстро перекрестившись, спросил Ганс Штраубе. – Копейщики вперед и влево, в одну линию уступом, стрелкам приготовиться. Вперед!

Ватага, перестроившись, вошла в проход.

Шаг, другой, третий…

Море вдруг зашипело, забурлило пеной, вскипело брызгами – и из воды взметнулись три головы на длинных шеях, стрельнули раздвоенными языками. Каждая голова размером с телегу, шея толщиной с лошадь – и все три одновременно метнулись к людям. В ответ оглушительно громыхнули пищали, вырывая из голов кровавые клочья и закрывая маленький отряд белой пеленой.

Неожиданный болезненный отпор вынудил тварей отпрянуть – но тут же они снова метнулись вперед, раскрыв огромные пасти. Кто-то из казаков заскулил от ужаса – но места в строю не бросил, и пасти напоролись на вскинутые навстречу рогатины. Пищальщики бросили оружие и выхватили сабли, рубя чешуйчатые морды, отец Амвросий вскинул навстречу чудищам святой крест:

– Сгинь! Сгиньте, твари бесовские!

Одна из гигантских змей замотала головой, не в силах избавиться от засевшей в нёбе рогатины, нырнула, вынырнула, отплыла дальше в море, а две другие опять накинулись на столь близкую, но колючую добычу.

Бросок головы с распахнутой пастью, новый крик ужаса – и змея вздела вверх морду, тряхнула, пропуская добычу глубже в горло. Меж ее зубов торчали, судорожно дергаясь, ноги в шароварах и сапогах.

Оглушительно жахнула кулеврина – шею разорвало пополам, и голова с добычей размашисто шмякнулась на гальку. Одновременно, не выдержав отдачи, кувыркнулись с ног Никодим и Евлампий, заползали на четвереньках, оглушенно тряся головами.

– Вставай! – заорал на них Матвей, зло пиная сапогами. – Встать! Жердь поднимайте!

Четверо казаков бросились к сотоварищу, один приподнял тяжелую челюсть, трое за шаровары вытянули несчастного из пасти зверюги. Все остальные, держась плечом к плечу, закрывали друзей собой, выставив копья. Наученная опытом гигантская змеюка втыкаться мордой в сверкающие наконечники не спешила и раскачивалась чуть в отдалении, нависая сверху, целилась схватить тех, что копошились сзади.