Ведьма

Варяг лежал в прежней горнице, свернувшись на мягком меху, так как каменка за длинную ночь почти остыла, в приоткрытое окошко веяло утренней сыростью. Свенельд сладко потянулся, распрямляя онемевшее тело. Лежал, улыбаясь во тьме. О великий Перун, приснится же такое! Следовало все же поменьше меда вчера пить. Хотя разве так уж много выпил? Все больше притворялся. И подумалось совсем по-деловому о другом-, о том, что должен выехать с дружиной на древлянские капища. Ничего, Мал проведет. Никуда теперь не денется. Да и не ждал ничего особенного Свенельд от этой поездки. Все это чушь и бабские сказки о нечистой силе древлян. После пережитого кошмара и внезапного пробуждения это казалось тем более понятным. За все двадцать семь своих зим, за полную событий и впечатлений жизнь, не встречал Свенельд чудных страстей. Сегодняшний сон, пожалуй, был самым необычным и страшным из всего, что он мог припомнить.

В тереме начиналось движение, слышались поскрипывания половиц, негромкие голоса. С хозяйских дворов долетало громкое кукареканье петухов. Прошла недалеко, совершая обход, стража.

— Новый день настал. Вставайте, люди добрые!

Взгляд варяга задержался на ставне окошка. Что-то он не был уверен, что отворял его. Вот во сне…

Свенельд тряхнул головой, прогоняя остатки сна, откинул кунью полость, приподнимаясь. И невольно поморщился, оттого что саднило в левом боку. Замер. И вдруг жутко так сделалось. Стал торопливо расшнуровывать кожаную подкольчужницу.

Огонек на носике глиняной лампы все еще слабо горел золотистым светом. И варяг заметил, что с руками у него не все ладно. С одной стороны — руки как руки, узнаваемые длинные пальцы, ставшие жесткими от меча и поводьев ладони. Не лапы же песьи. И все же слывший чистюлей Свенельд не мог припомнить, чтобы хоть когда-то они были такими грязными, даже земля чернела под аккуратно подрезанными ногтями.

Холодок страха становился все отчетливее, все гаже. И тогда Свенельд решился. Рванул шнурки куртки на саднившем боку, резко задрал исподнюю рубаху.

На левом боку, на белой коже хорошо виднелись багровые следы от собачьих зубов.

Глава 2

Поездку по древлянским лесам вряд ли можно было назвать приятной. Чуть проторенная дорога вела чащей, вековые деревья закрывали небо, подлесок наступал на тропу. Вокруг бурелом, непроходимый лес — тяжелые места. Путники двигались уже третьи сутки. Впереди на лохматой гнедой ехал Мал, за ним следовало несколько его бояр, молчаливых, хмурых, в надвинутых до самых глаз шапках с провисшим от влаги мехом. То один, то другой из них порой оглядывался на следовавшего во главе русичей Свенельда. Посадник был в воинском облачении: в высоком шишаке, в кольчуге мелкого плетения, подбитом волчьим мехом кожаном плаще.

На ночь останавливались в древлянских селищах, а с утра — вновь в путь. Мал свое гнул: дескать, капища далеко, а погода не располагает к дальним переходам, дождю конца нет. Вот дождались бы мороза… Но Свенельд только приказывал — веди, и Мал не смел перечить. Да и сам Свенельд был непривычно угрюм, напорист, непреклонен. Даже нескончаемый осенний дождь был ему нипочем.

В глухом лесу пришлось растянуться цепочкой. По приказу Свенельда сразу за ним ехал уный Коста. Парень был доволен, что посадник приблизил его к себе. Коста даже напевал что-то тихонько, только однажды громко заметил, что не иначе как волхвы постарались с ненастьем, ибо, когда он перед поездкой нес ночной дозор, небо было ясным, светил месяц и ничего не предвещало дождей. Свенельд тоже это помнил. Помнил, как выл на луну, задрав собачью морду. Но он заставлял себя не вспоминать об этом. После всего происшедшего, после ночного кошмара в нем только окрепло желание разобраться с древлянским колдовством.

Первый день, когда они отъехали от Искоростеня, дорога была еще сносной, да и места сначала были вполне обжитыми — встречались погосты с резными изваяниями божеств — Сварога, подателя огня, Белеса, с увенчанным рогатым черепом навершием, Стрибога — покровителя ветров и подателя удачи на охоте. Через ручьи были перекинуты мостики, попадались отдельные землянки, от которых тропки вели к довольно обширным родовым селищам — до двадцати дворов. Все это были селища древлянских родовых общин, однако пока они не встретили ни одного капища, как бывает обычно в других землях.

После второй ночевки места стали более дикими. Лишь изредка попадался сруб избы или встречалась землянка с присыпанной хвоей дерновой крышей, но опять же — ни одного капища, куда принято сходиться для приношения треб.

— Али они святилищ вовсе не имеют? — спросил как-то на узком повороте дороги Коста, догнав Свенельда и чуть тронув его стремя своим.