Ведьма

Самыми быстрыми из нежитей были жабы-кровососки. Они налетали тучей, противно квакали, облепляя тело, приникая растопыренными пастями. Если вцеплялись в доспехи, еще можно было их оторвать и отшвырнуть прочь, а если в лицо или повисали на руке, присосавшись к вене подле кольчужной рукавицы, то было уже совсем худо. Воины орали не своим голосом, стремясь отодрать их, пока не слабели от изнеможения и падали, затихая под урчащей голодной массой кровососок.

Свенельд, размахивая мечом налево и направо, кричал, чтобы воины помогали себе, стараясь использовать чародейские источники. Их и впрямь оказалось много, и, если вырвешься из окружения, приникнуть к такой воде было не трудно, пока нежить соображала, что к чему. Однако среди всеобщей сумятицы волхвы почти не успевали произносить положенные заклинания, вода гасла в руках воинов, становясь обычной болотной жижей. А нежить уже напирала, визжали кикиморы — маленькие и верткие, они вгрызались острыми длинными зубами, рвали кожаные доспехи, сдирали нашитые железные пластины, добираясь до тела.

Многие из нежити старались во что бы то ни стало отнять у дружинников щиты. Целыми гроздьями они висли на щитах, кусали обитое кожей с заклепками дерево. Тут и тесаком приходилось работать, и кулаком бить, а то и просто бросать щиты, благо что неразумные твари продолжали терзать доски с обивкой и можно было рубить их сверху, ничего не видевших в слепом остервенении.

Сырой воздух над болотами гудел от криков, стонов и оглашенного визга. Запахи людской крови смешивались с гнилостной вонью нежити и взбаламученного ила. Железо звенело и гудело, вонзаясь в плоть нелюдей, пищали и рычали болотные твари, хрипло и страшно кричали раненые.

Свенельд размашисто орудовал мечом, резал, не чувствуя ни усталости, ни боли, ощущая одну только ярость. Вот перед ним мелькнуло лохматое тело оборотня с длинными лапами, он ухал, наступая. Лапища у оборотня огромные, сила в них немалая, да только меч варяга был остер, так и отрубил их с одного раза, пнул ногой, опрокидывая заухавшее чудище. А потом уже варяг бился с жуткой болотной тварью, похожей на вставшую на хвост рыбу. Голова ее была в чешуе, как в панцире, глупые глаза смотрели пусто и страшно. Свенельд ударил ее по глазам, и, пока ослепленное чудовище мотало огромной головой, он уже резанул его по длинным тонким ногам, вогнал острие в поникшую голову, надавил, так что только хруст раздался. Краем глаза Свенельд видел, как недалеко от него, встав спина к спине, отбиваются от нежити воевода Дубун и молодой кметь Ярец, валят тянувшихся к ним упырей, рубят их почти пополам да еще и отталкивают ногами в стороны отрубленные конечности, чтобы не срослись, топчут, почти по колено уходя в болотную жижу. Но наблюдать их отчаянную схватку Свенельду было недосуг, сам уже шел вперед, прикрывался щитом, делал быстрые выпады. Кожаная с заклепками обивка его щита была порвана в клочья, кольчуга осыпалась железными пластинами, плащ висел полосами. Меч же косил врагов, словно коса траву. Злое пение клинка, хруст разрубаемой плоти, ломающихся костей, брызги густой зеленоватой крови нежити… Свенельд задыхался в их вони, мимоходом замечая, что те из чудищ, которых сразил булат, начинают тут же превращаться в груды разрыхленной земли. И Свенельд смело становился ногой в сапоге на такую кочку, делал следующий шаг, следующий замах.

Его воины в пылу схватки уже давно перестали путаться устрашающего вида болотных тварей, всеми владел азарт боя, когда не ведаешь страха, не чувствуешь ран. К тому же многие поняли, что эту часть болота у леса они отвоевали, и нежить будто не смела ступить на пространство, где полегли как русы, так и их противники, оставив за собой неподвижные тела павших и груды темной земли, где полегли нелюди. Теперь дружинники шли по болотам вперед, тесня чудищ, крича в радостном остервенении, разя булатом.