Ведьма

Енея даже икнула от неожиданности. Потом все же осмелилась спросить:

— О какой дочке говоришь?

— О той, что ты от меня зачала. Вот уж не думал, что мое семя еще способно ростки давать, да только уж больно ты меня тогда разохотила, страсть живую в мою кровь влила. Говорю же, как вспомню, какой ты была тогда… Я на кого попало не позарился бы.

Енея стала понемногу соображать. Даже успокоилась. Значит, это кто-то из ее полюбовников прошлых. Да только сколько же их у нее было, разве всех упомнишь! А дочерей она рожала, зачастую сама не ведая от кого. Гапку туже, Малфутку.

— У меня дочек много, — с невольно прорвавшейся гордостью заметила Енея, словно забыв, как с ней обошлись. — Думаешь, догадаюсь, которая твоя?

— А ты пораскинь мозгами. Лет около двадцати назад, когда ты еще была крепкой, ядреной, несколько селищ сошлось отмечать ночь на Купалу у истоков реки, которую вы Ужой называете. Веселились вы тогда изрядно, песни пели, коло водили, венки по воде пускали. Тогда-то я тебя и заприметил. За дубами тогда прятался да все примечал, кого бы выбрать. А ты смеялась громче других, плясала так, что груди ходуном ходили, а как скинула рубаху и кинулась в заросли… Я тогда молодцем обернулся, за тобой побежал. Мне красавицы всегда любы были, всегда во мне живую силу будили, желание ощутить хоть немного радости в моем сером существовании. Не так и много уже осталось того, что меня потешить может. Разве что злато светящееся и красавицы…

Похоже, странного незнакомца эти воспоминания и впрямь оживили, он даже зашелся сухим негромким смехом, его широкие прямые плечи затряслись мелко. Да только Енею его радость не развеселила, наоборот, она сжалась вся, сообразив неожиданно, что с нежитью дело имеет. Неужто же с таким ей когда-то сойтись пришлось? Да и как сойтись! Она ведь любилась всегда до крайности, себя забывала, когда чуяла в себе проникающее мужское, когда Уд[78] наполнял ее истомой и вожделением. Однако сейчас при мысли, что с нежитью спаривалась, Енею едва не мутить стало.

Незнакомец вновь заговорил своим бесцветным голосом, словно ветер по сухой листве проходил:

— Я-то помню, а вот ты?

— Тебя я не припоминаю, — сказала Енея, даже глаза прикрыла, чтобы не смотреть.

— Может, и так. Но опять же, я не в своем обличье был, в человеческом. И ты так распалила меня, что даже слезы на глаза навернулись. А это мне сладко… Так что спасибо тебе, Енеюшка, за негаданно доставленную радость. Я тогда даже пожалел тебя, не съел сразу.

Енея только рот открыла, задышала бурно. А незнакомец повернулся к ней, поглядел из-под нависшего башлыка, да только оттуда темнота исходила. Словно и не было там никого.

— Да, не съел, не выпил крови твоей, Енея. А мне это необходимо… Полюбиться с красавицей, добиться ее милостей, а потом выпить ее кровь горячую, сгрызть мясо сладкое до самых косточек. Что может быть радостней? Я-то обычно долго желанных добиваюсь, мне без этого есть их не хочется. Ты же так меня тогда приняла… Да только как слез я тогда с тебя, ваши мужики наскочили, да еще мокрые от священной в Купальскую ночь воды, вот и пришлось мне отступить. Думал, потешатся они с тобой, я в сторонке подожду, а потом уж не упущу своего. Но ты тогда такой ненасытной была, все мало тебе было. А я ждал, смотрел, как они тебя ярили, целовали, лапали, даже вновь разохотился. Говорю же, не в своем обличье я был, иная кровь во мне бурлила. А когда стал к тебе вторично подбираться, расталкивая других сластолюбцев, уже петухи кричать начали. Вот я и удалился поспешно, пока заря меня не осветила. Думал, как-нибудь явлюсь еще раз, сойдусь с тобой так же сладко… Да только злато блестящее отвлекло меня, приманило. Ну, а после, как стал отыскивать тебя, чародейское озеро и показало мне, что ты брюхатой ходишь. А бабы с пузом меня не прельщают. Однако тогда мне и в голову не пришло, что мое порождение под передником у смертной! Так, подумал, пусть живет баба. И забыл бы тебя, да только проболталась как-то вещая птица Гамаюн[79], что живет среди людей мое порождение. А вот кто и где, не поведала. Но мне стало интересно. Слыханное ли дело, чтобы я жизнь кому-то дал? Я! И мне долго пришлось думать, гадать, кто да где, выпытывать. Никто из этого мира мне подсказать не мог, ну а то, что в тебе именно мое семя росток дало да еще после стольких других… Но я хитер, нашел, как выведать. Правда, не сильно возрадовался, узнав, что дочка у меня родилась. Мне сына было надобно! Однако позже узнал, что сила в дочери моей чародейская немалая, а это уже важно. Иметь подле себя дочь чародейку… Многого бы я смог добиться с такой-то помощницей. Вот и надумал разыскать ее.

— Болтун ты, — неожиданно произнесла Енея. — Болтаешь тут всякое. Да чтобы я от нежити понесла… Тьфу! Сам же сказывал, что и опосля тебя меня покрывали. Вот от кого-то из них и дало росток семя. Не от тебя, поганого.