– Теперь вы сами демонстрируете недопонимание сложностей психологии. Тому, что Чарльза приняли в Гарвард, имеется лишь два подходящих объяснения: или все члены приемной комиссии одновременно сошли с ума, или на них повлияла некая сверхъестественная сила. А поскольку и другие ваши пророчества сбылись – неудивительно, что Чарльз помнит то, о чем не было произнесено ни слова.
– Но это же нелепость!
– Это было бы нелепостью в любом другом городе, кроме нашего. Вспомните, миссис Марч, я советовал вам не ходить в церковь. Но раз уж вы туда все-таки отправились, то должны были высидеть до конца.
– Ну, за это я не могу чувствовать себя виноватой, – отрезала Эллен.
– Виноватой, конечно, нет. Неосторожной – да... Однажды Уинклер явился воззвать к моей совести, – поделился воспоминаниями Эд. – Так сказать, с пастырской миссией – убедить меня в порочности моего образа жизни... Больше он не приходил.
– Что вы с ним сделали?
– Зашвырнул в куст сирени. Это было своеобразной жертвой с моей стороны, поскольку куст сильно пострадал – моя любимая белая сирень. Но я побоялся повредить этому ничтожеству позвоночник или переломать кости.
Эллен рассмеялась, но тут же посерьезнела, ошарашенная внезапным предположением.
– Думаете, он явится и ко мне? Но я не сумею вышвырнуть его самолично.
– Не впускайте его в дом, – посоветовал Эд и поднялся. – Пожалуй, я загостился. Миссис Марч, мы оба понимаем, что все это лишь нелепые суеверия, но держитесь подальше от этих неразумных детей – в том числе и от юного Маккея.
– Для отшельника вы слишком осведомлены, – едко сказала Эллен. – Тим болен и нуждается в помощи.
– Не в наших силах помочь другим, – рассудительно ответил Эд. – Мы можем помочь лишь самим себе.
На этой пессимистической ноте они и расстались, поэтому, спустившись чуть позже к почтовому ящику, Эллен была рада обнаружить в нем пачку писем. Удобно устроившись на веранде с коктейлем, который она сегодня явно заслужила, Эллен принялась разбирать почту.
Послание от Пенни представляло собой наспех набросанную записку: все прекрасно, путешествие изумительное, но очень хочется домой. «Не поверишь, – писала она, – я едва сдерживала зевоту, стоя перед „Моной Лизой“. Обожаю музеи, но сыта ими по горло. Я устала еще до того, как уехала из Европы, а теперь, когда до дома рукой подать, скучаю по тебе невыносимо. Пожалуй, я бы могла сократить свои так называемые каникулы».
Открытка от Фила была совершенно в буколическом Духе: на ней изображался аккуратный сельский домик с розовощекой толстухой на пороге. Текст на обратной стороне гласил: «Классно провожу время. Рад, что тебя здесь нет: тебе бы страшно не понравилось. Прошлой ночью меня укусило сорок москитов. С приветом. Фил. P.S. Ужасно по тебе скучаю».
Постскриптум был втиснут в уголок, причем вверх ногами. Почта Соединенных Штатов не должна была знать о том, что Фил позволил себе впасть в грех сентиментальности.
Лучшее Эллен приберегла напоследок. С тяжелым вздохом скупца, отважившегося на расточительность, она вскрыла пухлый конверт, обклеенный яркими иностранными марками, – от Джека.
"Кухня здесь ужасная, – писал он. – Ни тебе кексов с помадкой, ни лимонного пирога с меренгами, ни даже запеканки из лапши и тунца. Питаюсь всякой дрянью типа boeuf bourguignonne[4]
и coquilles Saint-Jacques[5]. Мои ворчливые жалобы по этому поводу так надоели начальству, что оно подумывает отправить меня домой. Серьезно: на следующей неделе я должен приехать в Вашингтон на совещание и рассчитываю по меньшей мере один раз пообедать с тобой в «нашем месте»."Эллен улыбнулась. «Нашим местом» именовалась закусочная Говарда Джонсона в Бетесде, куда они частенько наведывались с детьми, искренне считавшими это заведение мечтой гурмана.
Продолжая читать описание посольских приемов и дипломатических завтраков с тамошними сановниками, Эллен ловила себя на мысли, что в этот раз остроты Джека кажутся ей несколько натужными. Слишком хорошо она его знала, чтобы не уловить проступающую между строк подавленность. Впрочем, с присущей ему проницательностью в конце письма Джек обвинял ее в том же самом.
«Мне кажется, ты тяготишься одиночеством и что-то серьезно тебя беспокоит. Может, твой городок и милое местечко – чтобы приводить в восторг туристов – но ты уверена, что хочешь там жить?.. Что касается твоего юного правонарушителя, то чем больше я о нем думаю, тем сильнее он меня тревожит. Я знаю, ты терпеть не можешь, когда тебя опекают, но мне трудно удержаться и не высказать вслух некоторые сомнения. Этот юноша может быть опасен – тем более, если ты ему нравишься. Привязанности такого рода грозят неприятностями, и ты сама об этом прекрасно знаешь. Сделай одолжение – исключительно ради меня: поговори с Джимом Бишопом, или доктором Фрэнком, или еще с кем-нибудь из своих приятелей-психиатров, прежде чем предпринимать какие-нибудь дальнейшие шаги в отношении этого парня. Не стыжусь сознаться в том, что все идет нормально».