Я поворачиваю обратно к реке, на набережной поспокойнее, суета остаётся в торговых кварталах. У реки тянет сыростью и запахом тухлый рыбы.
Вскоре я выхожу к мэрии, и главным вопросом для меня становится — хватит ли мне на оплату патента?
Холл, как и в прошлый раз, пустует. Мои шаги гулко разносятся. Я обхожу колонну, выискиваю в прилепленном с обратной стороны листке объяснение, в каком кабинете оформлять бумаги и, помня о квитанции, направляюсь к кассе.
— Добрый день, — здороваюсь я.
— Добрый, — равнодушно откликается клерк.
Впрочем, выслушивает он меня внимательно и даже задаёт пару уточняющих вопросов, перед тем как свериться с толстой книгой, занимающей отдельный стол.
— Сколько с меня?
Я очень боюсь, что мне не хватит…
— Сорок глиотов, синьорина.
Так дёшево?! Я послушно выкладываю пару двадцаткок.
Клерк, потянувшийся к стопке бланков, косится на купюры и недовольным тоном уточняет:
— Только один патент? Вы передумали, синьорина?
— Сорок за каждый?
— Ну, разумеется!
Только я обрадовалась… Хотя, надо признать, что сорок — это действительно немного. Прилично придётся выложить за продление патента через год.
Сорок умножить на четыре… Я укладываюсь впритык. В кошельке останется совсем мелочь, но я расплачиваюсь без колебаний, и через полчаса становлюсь счастливой обладательницей аккуратной папочки с документами на моё будущее богатство.
Я выхожу из мэрии, не глядя сбегаю по ступенькам вниз.
И натыкаюсь на Ирвина. Стоит у подножия лестницы чуть сбоку, машинально поглаживает гарду шпаги, будто готов выхватить и пойти в атаку. Сковзи почему-то нет. Разговаривать с Ирвином я не собираюсь. Поравнявшись, лишь слегка киваю, однако Ирвин делает шаг навстречу. Я могу пройти мимо, но вместо этого останавливаюсь, смотрю Ирвину в глаза.
Он смущённо улыбается уголком рта, и на щеке проступает очаровательная ямочка:
— Синьорина, я сожалею, что вас расстроил. Я признаю, что в отношении вас повёл себя некрасиво. Я уверяю вас, я не желал вас обидеть.
— Верю.
И восхищаюсь тем, как легко Ирвин признаёт свою ошибку и просит прощения. Похоже, он по-настоящему огорчён.
— Синьорина, позволите мне искупить вину? Куда бы вам хотелось сходить?
— Я вас давно простила.
Не думаю, что мне нужно его приглашение.
— Если бы вы простили, Иветта, вы бы не отказывались.
Моё имя он произносит с предыханием, от которого у меня по телу разливается тепло. Я судорожно втягиваю воздух. Я… Хах, там, дома, я гадала, не окунуться ли мне в головокружительный роман. Окунуться!
Не в ущерб делу…
— Я слышала, что интересная выставка сейчас в художественном салоне.
Салон частный, работает под попечительством супруги мэра. Мне, девочке с улицы, в него не попасть. Ирвин станет моим пропуском.
В оригинальном романе салон упоминался мельком, но мне достаточно знать, что он есть.
— Вы увлекаетесь изобразительным искусством, синьорина? Коллекция салона довольно скромная.
— Мне любопытно, — от прямого ответа я ухожу, потому что искусством не увлекаюсь.
Ирвин кивает и приглашает меня в ожидающую нас коляску, хотя салон на соседней улице, быстрее пешком между домами проскользнуть. Двухэтажный дом с традиционной черепицей на крыше подмигивает витражами окон. Вход караулят мраморные статуи гривастых львов и, уже внутри, крупный мужчина с брезгливо выпяченными губами.
Охранник-билетёр?
— Синьорина, — начинает он.
Жене мэра явно не понравится столкнуться с незнакомкой в поношенной одежде, по мне видно, что к сливкам общества я не принадлежу.
— Да? — вместо меня отвечает Ирвин.
Ещё один плюсик: Ирвин не стесняется показаться в обществе в компании серой моли.
Мужчина замолкает, возражать боевому магу он не смеет, и Ирвин увлекает меня в первый зал.
— Синьорина, вы решили наказать меня и наглядно показать, что значит оказаться чьим-то инструментом? — хмыкает он.
Глупо отрицать, что я использовала Ирвина как пропуск.
Я улыбаюсь:
— Что вы, сеньор, нет.
Ирвин недоверчиво прищуривается:
— Неужели?
— О, сеньор, я рассчитываю, что вы станете моим гидом. Я клятвенно обещаю уделять вам внимания не меньше, чем произведениям.
Мы останавливаемся перед первой картиной.
Глава 27
На полотне горный пейзаж. Зубья хребта в снегу, белая пелена сливается с похожими на драную вату облаками, и чёткость линий размывается. Понизу бежит ручей. Искусствовед на моём месте отметил бы техничность работы кистью или царящую на полотне холодную атмосферу, глубину метафоры, что-нибудь в том же духе. Я же вижу просто картинку, по реалистичности несравнимо уступающую фото.
— Вам скучно, синьорина, — Ирвин ни капли не сомневается.
— Пейзаж выполнен классически? — вворачиваю я умную фразу.
— Верно. Классика возвращается в моду. Вам интересен магический стиль? Тогда прошу в следующий зал.
Пейзажи сменяются… пейзажами.
На картине бриллиантовая роса мерцает на лепестках пиона, будто холст посыпали блёстками. Другая картина гораздо интереснее, на ней осенний лес постепенно обнажается, теряя рыжую листву. В самом конце зала портрет, изображённая на нём особа лукаво щурится, иногда её губы изгибваются в намёке на улыбку.