— Мы можем говорить без слов. И никто другой нас не услышит. Это особый дар матери и дочери, такой-же, как и дар истинной, чистой любви. Так ты меня поняла?
— Да.
И снова зазвенел на поляне мамин голос:
— Все то ты знаешь, Димитрий, все, да не все! Над женщинами нашего рода посмеивались. Считали что мы можем только лечить, да и то, на уровне современной медицины не очень-то качественно, и никто не думал, что какая-то там Настасья умеет так:
Мама резко лягнула колдуна в пах, он отпрянул, в руках у нее споявился огненный боевой пульсар. Я опешила: пламя казалось совсем ручным, мягким, отражалось в маминых глазах, играло бликами на развевающихся на морозном ветру рыжих локонах.
— Любовь моя! Ошарашенно пробормотал мерзавец
— Прощай, любовь моя! Мама вытянулась тонкой струной и запустила огненный ком прямо в черное колдовское сердце. И только в этот момент я осознала, что Свет в битве не участвовал. Я повернулась, увидела парня лежащим на стогу сена, метрах в ста от себя, бросилась к нему. Свет был бледен и едва дышал, с его меча стекала черная кровь, у ног трепыхалась в предсмертной агонии жуткая подземная тварь — младший бес колдуна.
— Он тебя ранил!
Слезы сами текли по моим щекам. Я не хотела плакать, не хотела показывать свою слабость, но не могла.
— Я тебя вылечу!
— Брось. В правом кармане моих брюк — отвар, Ника. Дай мне его, и я встану на ноги.
Трясущимися руками открываю прозрачную склянку, пахнущую водкой, даю выпить Свету.
— Свет, Светик! Не умирай пожалуйста! Где болит?
Вся рубаха молодого мужчины залита кровью.
— Не такой уж я и молодой, улыбается Свет. Но мне приятна твоя забота. Ерунда, пробито легкое. Пара минут и оно затянется, потом мама подлатает.
Кладу обе руки на пылающую жаром грудь. Представляю себе кожу, ребра, вот оно — пробитое легкое, надорвано когтем по касательной. Такая рана — обычному человеку — смерть. Представляю как волокна очищаются от крови, уходит начинающееся воспаление, ткани срастаются.
— Вот и все… а дальше сам справишься.
— О-фи-геть! Впервые вижу такой быстрый и четкий результат, спасибо! Обычно лечение занимает несколько часов и полностью истощает ведьму.
А вот и ужин! Проревело сзади — Столько крови, столько силы! Славный пир!
Инстинктивно хватаю Света за руку и мы оба встаем.
Поворачиваюсь и вижу мужчину, определенно мужчину, с черными крыльями вместо рук, с ниспадающими до самой талии смоляными волосами.
— Кто вы?
Мама подлетает на метле, но существо, одним взмахом крыла откидывает ее назад, она ударяется об стену сарая, лежит неподвижно.
— Ах ты, сука, что с ней сделал! — ору я и мчусь к лежащей в неестественной для человека позе маме.
Нащупываю у нее пульс, облегченно выдыхаю и мысленно плету сочиненное на ходу заклинание исцеления, она открывает глаза, ошарашенно на меня смотрит, бормочет «Спасибо» и закрывает рот руками, чтобы приглушить крик и не выдать свой страх — потому что ведьме бояться нельзя.
Смотрю туда-же, куда направлен безумный мамин взгляд и сердце мое застывает от ужаса.
Черная тварь, показавшаяся сначала мужчиной — одним взмахом когтистой руки разрывает горло Светозара и слизывает первые капли крови. Длинный язык, покрытый струпьями, скользит по белой шее парня.
Сердце, готовое вырваться, набатом стучит в моей груди. Пока тварь занята, я бы успела утащить маму в дом и спастись сама, но я даже не принимаю это как вариант. И тут замечаю, что бес, трясшийся в предсмертной агонии неподвижен, и не просто неподвижен, а полностью обескровлен.
Ревет набат в груди, звенит в ушах, зову метлу, выхватываю меч и тут же опускаю его вниз.
— Еще шаг, и я выпью его, как этого бесенка. Уходи. Все равно ему не помочь. И ей, кивает в сторону Настасьи, тоже. Я быстрее, чем тебе кажется…но ты могла бы уйти сама. И я даже не стану тебя преследовать, храброе дитя.
— Дочь? Дочь! А вот и хозяин меча…
Недоуменно поворачиваюсь к маме:
— В смысле?