Ведьма Черного озера

По дороге домой княжна велела кучеру заехать в деревню: ей вдруг пришло в голову повидать егеря Никиту и самой расспросить о следах, якобы найденных им у озера. Здесь ее поджидала очередная новость — само собой, неприятная. Выяснилось, что егерь не более часа назад был найден убитым в версте от Черного озера. Егеря лишили жизни посредством какого-то тяжелого и острого предмета — вернее всего, косы или сабли, поскольку никакое иное орудие не смогло бы так глубоко разрубить шею несчастного Никиты, что голова его почти отделилась от тела.

Взглянув на тело, княжна вскочила в коляску и велела, не заезжая домой, гнать к озеру. Увы, ее надежда отыскать следы оказалась тщетной: все они были затоптаны крестьянскими лаптями и копытами лошади, тащившей телегу, на которой увезли покойника.

Глава 6

Оконные стекла сначала посерели, а затем начали наливаться густой вечерней синевой. Хозяин, шаркая ногами, прошелся по зале, зажигая свечи. Стекла сразу почернели, и в них, как в мутном зеркале, неясно отразилась вся убогость харчевни, чудом уцелевшей во время страшной битвы за Смоленск, тогда как многие гораздо более красивые и прочные строения в тот недоброй памяти день сгорели дотла.

Пан Кшиштоф по обыкновению устроился за отдельным столиком в самом темном углу. Перед ним стояла бутылка вина в окружении нехитрой закуски; в руке пана Кшиштофа дымилась трубка. Огинский время от времени посасывал длинный чубук и, скучая, прислушивался к разговорам завсегдатаев, мысленно проклиная скупость Мюрата, снабдившего его деньгами в количестве явно недостаточном для того, чтобы поселиться в месте более приличном, чем этот клопиный вольер.

Увы, клопы были не самым большим недостатком гостиницы, которую почтил своим вниманием самозваный лейб-гусар. Главная беда заключалась в том, что приличные люди сюда практически не заглядывали, так что узнать что-либо о княжне Вязмитиновой, сидя здесь и подслушивая чужие разговоры, не представлялось возможным. Да, имя княжны то и дело мелькало в наполнявшем темноватую залу гуле голосов, но толку от этого было мало: о княжне говорили люди, имевшие о ней смутное представление и вряд ли хоть раз видевшие ее своими глазами; сплетни же, столь сладострастно повторяемые этими подвыпившими болтунами, обычно не содержали в себе ничего нового и тем более полезного.

Говорили, что княжна повредилась рассудком; говорили, что завела у себя в усадьбе совершенно дикие, ни с чем не сообразные порядки, что знается с дьяволом, читает непотребные книги, писанные безбожными англичанами, одевается как мужчина, по-мужски ездит верхом и каждое божье утро палит у себя на заднем дворе из ружей и пистолетов, распугивая все живое на пять верст в округе. Говорили также, что безумная княжна почти никого не принимает у себя в доме, сама выезжает в свет очень редко и что над нею в ближайшее время непременно будет учреждено опекунство, ибо нельзя же, в самом деле, позволять ей безумствовать и дальше!

Таинственным полушепотом передавались подробности так называемых безумств княжны Вязмитиновой. Подробности эти были таковы, что пан Кшиштоф, недурно знавший Марию Андреевну, уже со второго слова переставал слушать: рассказчики несли явную чушь, совершенно лишенную смысла и наверняка сочиненную скуки ради завистливыми провинциальными барыньками.

Впрочем, в этом потоке пустопорожней болтовни изредка попадались крупицы любопытной информации. Так, пан Кшиштоф был несколько встревожен слухом о приобретении имения графа Курносова почтенным семейством князя Зеленского — тем самым семейством, к коему бравый лейб-гусар с некоторых пор имел самое непосредственное отношение. Сия новость означала, что отныне ему придется передвигаться по городу и его окрестностям с большой оглядкой: зная княгиню Аграфену Антоновну, можно было не сомневаться, что она не остановится ни перед чем, дабы вернуть беглого зятя в лоно покинутой им семьи. Даже если бы княгиня алкала мести, ей не удалось бы придумать для пана Кшиштофа худшей казни: одна лишь мысль о возвращении в объятия своей любвеобильной супруги Ольги Аполлоновны заставляла его мученически закатывать глаза и покрываться холодной испариной.

Но, в конце концов, не к этому ли он готовился, отправляясь в Смоленск? Всех этих и многих других неприятностей пан Кшиштоф ждал заранее, был к ним готов и знал, как избежать большинства из них. Много хуже было другое: молва прямо связывала спешный переезд семейства Зеленских в Смоленскую губернию со скоропостижной кончиной опекуна княжны Вязмитиновой, графа Федора Дементьевича Бухвостова. Уж теперь-то, говорили злые языки, княгиня своего не упустит! Как пить дать наложит она свои загребущие лапы на вязмитиновские деньги, говорили они и при этом алчно потирали руки, как будто такая перспектива сулила какие-то выгоды им самим.