Ведьма для инквизитора

На время еды Майя снизошла до того, что детектива освободили от наручников, но Веня рядом со своей тарелкой положил пистолет, бесстрастно сообщив, что стрелять будет без предупреждения. У его непрошеных хозяев наметилось, кажется, разделение труда: пистолетом ведал теперь Вениамин, Майя же с видимым удовольствием распоряжалась его наручниками, словно пацанка, открывшая для себя новую игру.

В ответ на сообщение Вени Кис только плечами пожал: мол, дело ваше, если охота, так стреляйте. Он ел с аппетитом тушеное мясо Вениного приготовления и никуда убегать не собирался. Его любопытство было разогрето так, что от него, казалось, валил пар, как от чугунка с мясом. У него еще был миллион вопросов, да время еще явно не пришло их задавать.

Из окна кухни он видел свою Ниву, загнанную во двор. Нужно будет спросить у девчонки, куда она подевала свою машину, на которой, как Кис понял, она приехала в Останкино…

Ночь он провел на вполне приличной кровати в отдельной комнате. Неудобство заключалось лишь в том, что одной рукой он был прицеплен к спинке при помощи собственных же наручников. Когда Кис попытался было торговаться, — мол, а если пописать захочется? — Майя ему с усмешкой посоветовала писать под себя.

Нахалка.

Впрочем, Алексей ночами спал крепко, никогда не вставал ни пить, ни писать. И торги вел исключительно ради того, чтобы покачать свои демократические права.

И все же эта ночь оказалась тяжелой, прицепленная рука мешала поворачиваться, он недоуменно просыпался, не понимая, в чем дело, потом вспоминал наручники, опять проваливался… Ключ от наручников Майя прикарманила, но у Киса на самом деле был еще один, на связке домашних ключей — страховался на случай легкой потери маленького ключика. Связка осталась при нем, в кармане брюк (Кис решил спать одетым) и давила бедро, — однако он воспользоваться ключиком не торопился: пока не имело смысла обнаруживать его существование. Ситуация интриговала детектива, и он решил пока побыть «в плену».

До него доносились голоса, Майя с Веней о чем-то говорили, он слышал ее плач и глухое гудение его успокаивающего голоса… Показалось, что слышит чмоканья, звуки поцелуев. Кто он ей, — подумал Кис сквозь сон, — друг? Родственник? Любовник? Сообщник?

Прислушиваться было лень, и он снова засыпал… Под утро ему слышалось урчание мотора машины, в этой деревенской тишине каждый звук выделялся неожиданно и четко, но вникать тоже было лень; и даже когда он увидел Майю на пороге своей комнаты, молчаливо смотревшую на него, — вникать все равно было лень, и утром он уже не знал, сон ли это был или его странная похитительница действительно навещала его ночью…

И зачем? Что она хотела разглядеть в темноте? Крепко ли пристегнут наручник?

* * *

— Кофе, — ответил Серега. — Ты его хорошо делаешь. Он у тебя какой-то бархатный.

— Это не я, это аппарат экспрессо его хорошо делает. Правда, нужно уметь выбирать кофе, иначе никакая машина тебя не спасет.

— И все-то ты знаешь, Александра! — польстил Серега. — А как надо выбирать кофе?

— Очень тонкого помола. Это мне один итальянский ресторатор объяснил. А лучше итальянцев никто не умеет делать кофе. Вот еще только в Португалии кофе так же хорош.

— И везде-то ты побывала, Сашка! — мечтательно произнес Серега. — Завидую…

— Петрович, кончай болтать невесть о чем, не томи, рассказывай!

«Петровичем» Кис, а вслед за ним и Александра, звал Серегу из-за места работы на Петровке.

— А я вот кофе старым дедовским способом делаю: покупаю в зернах и сам мелю, — гнул свое Серега: он любил заставлять себя упрашивать.

— И варишь в турке, знаю. Вопрос вкуса. Но «бархатного», как ты выразился, кофе у тебя никогда не получится, в домашних условиях его так тонко смолоть невозможно. Держи, уже готов.

— А нельзя ли чашку побольше? Эта уж больно на наперсток смахивает!

— Аппарат делает одновременно две чашки кофе именно такого размера, видишь? Я просто его заправлю еще раз, будет тебе вторая чашка. И даже третья.

— Кофе не жалко, тонкомолотого?

— Серега, ты для чего пришел?

— Как для чего? Кофе пить!

— Нет, милок, кофе еще заработать надо! Рассказывай!

— До чего ты меркантильная, Александра!

— Какая есть. Кому не нравлюсь, те могут сделать кругом и шагом марш, — усмехнулась она.

— В том-то и несчастье, что нравишься, — театрально вздохнул Серега и завел глаза к потолку, чтобы выразить всю меру своего восхищения.

Сереге, старому другу Алексея с тех еще времен, когда оба работали оперативниками на Петровке, Александра действительно нравилась. Холостяк с большим стажем, Серега был весьма хорош собой — ладно скроенный блондин с правильными чертами лица и лукавыми серыми глазами. Дамам он представлялся исключительно так: «Сергунчик». Как-то Александра обронила, что это не самый поэтичный вариант его имени в глазах прекрасного пола. Серега долго хохотал. "Эх, голубушка, умная ты, умная, — а не сечешь! Ну-ка, скажи, с чем рифмуется «Сергунчик»?

— Попрыгунчик, — скорчила смешную гримасу Саша. — Кузнечик такой, прыг-прыг.