Ведьма для инквизитора

— Чему? — спросил он сухо.

— Что я могу тебя любить.

— С какой стати?

— Ты не поймешь. Ты глупый, ограниченный мент.

— А ты тонкая душа, сложная и непостижимая?

— Примерно.

Надо было уйти. Надо было промолчать. Надо было…

Или просто: не надо было.

— Ты любишь Александру?

— Тебя не касается.

— Это не ответ.

Уйти! Не отвечать!

— Люблю.

— Почему?

— А так бывает: почему? Разве любят — почему? Любят, потому что любят.

— Ты глупый.

— Слушай, детка, шла бы ты…

— Ну ты же меня хочешь. Правда?

— Шла бы ты спать!

— Признайся!

Ну все, хватит! Кис сделал шаг назад.

— Подожди, не уходи! — Она обхватила его ноги и прижалась к ним щекой. — Ты понимаешь, что я люблю тебя ни с какой стати?

Он не ответил.

— Мне от тебя ничего не надо!

— Слава богу, повезло.

— Я тебя люблю просто так. Сама не знаю, почему.

— А мужа, стало быть, ты любила не просто так?

— Это только добрый боженька любит нас всех просто так. А человеки любят всегда за что-то. За красоту, за ум, за обаяние, за успех, богатство, власть и прочие составляющие. И ты, — ты тоже вряд ли любил бы свою Касьянову, если бы она была укладчицей рельс…

— У меня никаких «составляющих» нет. Ни тех, ни этих. Так что можешь отдыхать.

— В том-то и дело! У тебя их нет, а я в тебя влюбилась!

— Сочувствую. Но ничем не могу помочь.

— Врешь. Ты ко мне неравнодушен.

— Неравнодушен — еще не значит любовь.

— Тоже верно…. Неужели ни капельки?

Молящий взор снизу, руки обвивают его колени. Скажите пожалуйста, ну как в такой ситуации быть жестоким? Ну никак. Никак невозможно.

— Слушай, девочка… Видишь ли, дело в том, что…

— Сердце твое занято?

— Примерно так.

— А туда никак две женщины не поместятся? Пойми, мне ничего от тебя не нужно. Ничего! Мне не нужно замуж, мне не нужно денег, — да у тебя их и нет, — мне не нужно… Ничего, понимаешь? Я просто хочу тебя…

— Майя, давайте закончим этот разговор. Он нас никуда не приведет, все это бессмысленно…

— Пожалуйста, не уходи, ты даже не представляешь… Нет, я сама не понимаю, почему, — но меня так тянет к тебе… Мне нужно просто, чтобы ты ко мне прикоснулся… Я не знаю, что в тебе такое, что за тяга…

Самым диким во всем этом было то, что похожие слова он уже слышал!

От Александры.

И, повторенные Майей, они вызывали в нем протест, — она не имела права говорить и чувствовать так же, как Саша! Она была совсем другая, эта Майя, она была примитивной распущенной девчонкой, она была…

И в то же время, невероятным образом, эти Сашины слова, произнесенные «распущенной девчонкой», открывали потайную дверцу в его душу… Дверцу, которую он считал бронированной!

Она приподнялась и ее руки заскользили по его брюкам, — вверх. Алексей решительно не знал, что делать.

— Умоляю, молчи, ничего не говори, — просто молчи и не мешай мне, прошу тебя… — горячечно бормотала она.

Уйти!

Она встала на колени, ее пальцы вцепились в застежку его брюк.

Немедленно уйти!

Первая пуговица.

Он стоял, как парализованный.

Вторая пуговица.

Вот сейчас, прямо сейчас, — уйти!!!

Третья пуговица.

Кис схватил Майю за запястья, сильно сжал. Она подняла к нему лицо, полное мольбы. Кис молча откинул ее руки и вышел из комнаты. Майя осталась стоять на коленях, посредине, одна, глядя в пол.

У него снова разрывалось сердце.

Проклятье!

* * *

О сне и речи быть не могло. Майя виделась ему так, как он оставил ее: полуобнаженную, на коленях, с опущенной головой, рассыпанными по плечам волосами, прямо Мария Магдалина, — смиренная и униженная. Униженная им. Он испытывал стыд — никогда еще не приходилось ему унижать женщину. И жалость. И два эти чувства каким-то неведомым образом переплавлялись в другое, которому он не хотел даже подбирать слова. Но оно лезло само: желание. Образ этой смиренной грешницы, униженной им, распалял его, раскалял его до умопомрачения.

Остаток ночи он думал о давней истории с женой, о ее измене. До него вдруг сейчас дошло все то, что он упустил раньше: сначала ее легкую отрешенность, бродячую улыбку, некстати появлявшуюся на губах, — тогда он не догадался, совсем не догадался, что это вестник надвигающейся любви, — другой любви, не к нему… Тогда она еще была нежна с ним по ночам, она еще продолжала любить его, уже начиная любить другого… Потом ее отчуждение, холодность, попытки избежать близости с ним… И тогда он тоже ничего не понял, ничего. Мог ли он ее остановить? Нужно ли было ее останавливать? Или просто нужно было самому все осознать и сказать: иди. Иди к нему, раз уж так вышло… Но он не понял, не заметил, не догадался.

Потом — воспринял как предательство. Они все скрыли от него, — она и его лучший друг, Славка. Тогда Алексей был однозначно уверен в своей правоте: они должны были придти к нему и сказать прямо, так, мол, и так.