Ведьма для инквизитора

— Ты что?! Он ничего не знает! Иначе он бы меня уже давно дома запер и охрану приставил! Нет, Марику и знать не надо. Да и никакая помощь мне не нужна! Когда моя «бомба» будет готова — все средства массовой информации сами встанут в очередь с протянутой рукой, вот посмотришь! Но пока я не хочу ничего рассказывать. Чтоб не сглазить.

— Ну, раз не хочешь, так не надо, — согласилась Алена, гадая, что, по разумению вечного ребенка, может называться «бомбой».

— Зачем этот детектив Усачу занадобился? — вдруг вернулась к оставленной теме Майя.

— Хочет стравить частников с милицией.

— Бог в помощь. Вернее, дьявол. А я могу на запись прийти?

— Он в прямом эфире будет. Ты же знаешь, у Усачева в передаче всегда есть «живые» пятнадцать-двадцать минут для тех гостей, на которых он делает особую ставку. Если ему удастся детектива расколоть, так сразу в эфир пойдет. А при записи, ты же понимаешь, начнет гость права качать: вырежьте эти слова, вырежьте те…

— И чего Касьянова в нем нашла, в этом детективе, интересно? — презрительно прищурилась Майя.

— Оно тебе не до фени?

— И он согласился?

— Как видишь.

— Я бы на его месте не пошла к Усачу. Он своих гостей уделывает, как котят!

— Тем не менее людям приглашение в передачу льстит. Как любит говорить Усачев: «Вам трудно себе представить, как далеко может завести человеческое тщеславие!» И, как видишь, он прав: на передачу ломятся желающие явить миру «автопортрет», а зрителя присасывает к экранам.

— Циник он, твой Усачев. Ему надо было назвать свою передачу не «Автопортреты», а «Ню»[2]!

— Или — «Автоню»! — засмеялась Алена. — Гости-то сами раздеваются!

— Ага, после такого промыва мозгов, который Усач устраивает, и не то сделаешь! Впрочем, если этот дефектив Касьянову ухитряется выносить, так ему и Усачев не страшен.

— Сдалась тебе Касьянова!

— Думаешь, Усачев его расколет? Этот детектив, он же сам бывший мент, своих не продаст!

— Обычно у Димки сбоев не бывает, ты же знаешь. «Вам трудно себе представить, как далеко может завести человеческое тщеславие…»

— Ты с ним разговаривала?

— С Кисановым? Да.

— И как он тебе?

— Не так прост, как кажется. Сдержан в манерах, смотрит мягко, но чувствуется определенная жесткость в характере… Думаю, мужик порядочный, но не слюнтяй. Такой, знаешь, тип, с принципами…

— Мент, одним словом, — подытожила Майя. — Хоть и бывший. Пусть Усачев меня в передачу пригласит: если у мента окажется тщеславия недостаточно, то перед красивой женщиной он наверняка дрогнет!

— Майка, ну смотрю я на тебя и не понимаю: ты и впрямь глупая или придуриваешься?

— А чего я такого сказала? — пожала плечиками Майя.

Другая бы, наверное, на месте Алены обиделась: Алена была вполне хороша собой, и Майкина нахальная постановка вопроса была вопиющей бестактностью. Но Алена привыкла к выходкам рисованной принцессы, к ее невинному, непосредственному эгоцентризму: Майка была главной и единственной героиней своего мультипликационного существования, так было задумано в сценарии и утверждено худсоветом окончательно и бесповоротно.

— Это же передача Усачева, он всегда ведет ее сам и гостей своих колет вполне виртуозно — ну при чем тут ты?

— Ну… Я просто не успела подумать. Ты же знаешь, я иногда говорю раньше, чем думаю.

— Уж знаю, — фыркнула Алена, предположив про себя, что Майка, может, и впрямь размечталась, что Усачев тоже «перед красивой женщиной дрогнет» и ее в передачу пригласит. Раз уж Майка статьи в дамском журнале принялась писать, значит, ей окончательно наскучило безделье. И самолюбие загрызло. А телевидение-то и для веселья, и для самолюбия — развлечение покруче, чем тоненькие еженедельные издания для домохозяек… Хотя она тут что-то говорила о разоблачениях на самом верху, которые она якобы готовит… Придумала небось, мифоманка! Впрочем, никогда не знаешь, какие мысли могут порхать в золотой стрекозиной головке.

— Майчик, мне пора, а то меня небось уже ищут. — Алена вознеслась на всю высоту своего роста, перекинула волосы за плечи, сумку на плечо, одернула тугой пиджак и двинулась к выходу. Майя семенила рядом, словно дитя, не поспевающее за деловитой мамой. — Приходи на следующей недельке, — говорила Алена, шагая, — я тебе пропуск закажу, скажешь, на какой день. С этими чертовыми съемками только в рабочее время и можно повидаться с подружками…

В холле у лифтов они распрощались. Алена поднялась на шестой этаж, Майя танцующей походкой направилась к выходу, небрежно сунув постовому подписанный пропуск, мельком с привычным удовлетворением отметив заблестевший в мужских глазах интерес…

…Вот этот-то всплывший в памяти разговор и заставил Алену вдруг похолодеть: Усачев как раз сейчас был в эфире, а ну как бедовая Майка и впрямь решила в передаче поучаствовать? Она испугалась не на шутку — ведь потом легко выяснится, кто Дюймовочке пропуск заказывал, и, случись что, Алена будет виновата!

Алена резко вскочила в подъехавший как раз лифт, нажала кнопку второго этажа, на котором находились студии, и холодок в ее животе сгустился.

* * *