Ведьма для охотника (СИ)

Сама себя плохо помню, какая раньше была? О чем думала?

Сейчас все, словно в тумане. Вся прошлая жизнь.

А в этой - лес, лес, лес… Солнечные лучи утром на лице - легко и мягко.

Горячие руки и губы моего неутомимого охотника, его тяжелый, давящий взгляд…

И ставшее уже привычным, сладкое томление внизу живота при одной только мысли о нем…

Мы не говорим про прошлое. Его. Про свое я рассказывала, болтала так, между очередными раундами секса, лежа на крепкой, мерно вздымающейся груди Юры и лениво водя пальцем по его шее.

Я рассказывала, а он слушал. Внимательно. Иногда что-то спрашивал… Но редко. И не настаивал, чтоб отвечала.

Создавалось впечатление, что ему не особо интересна моя прошлая жизнь.

Что не нужна ему эта информация, и важнее то, что сейчас происходит.

После того бешеного секса у водопада, моего сбывшегося наяву сна, мы как-то… Прочувствовали друг друга, что ли…

Или впали в состояние, похожее на стазис. Я - так точно впала. И приятно мне было в этом положении.

Юре - тоже.

Я так думала, по крайней мере.

Иногда я лениво размышляю, чем так сильно привлекла его?

Почему не отходит практически, рядом все время? Не хочет отпускать? Не может быть, чтоб у такого мужчины были серьезные проблемы с женщинами…

Про свое прошлое он не говорил , заставляя меня гадать о причинах.

Как и о том, насколько я ему вообще подхожу. Подхожу для такой жизни…

Ведь за время нашего совместного… существования, скажем так, я показала себя не особенно приспособленной к деревенскому быту.

А Юра, что удивительно, и не настаивал.

Как привык один всё делать, так и делал, даже не намекая, что я должна по хозяйству помогать.

Я только по собственной инициативе пошла с ним бельё стирать. Готовила вместе с ним, и выловленную козу попыталась подоить. Молоко стрельнуло прицельно в лицо, на этом прелести сельской жизни для меня перестали представлять интерес.

Первые признаки паники я ощущаю, когда появляются волоски на ногах. Стёрся лак, и мне приходится подстричь ногти. Это выглядит ужасно. Я понимаю, что времени прошло уже много, и надо бы что-то делать… В деревне я не могу, несмотря на сладкий секс.

Так как говорить Юре бесполезно что либо, я начинаю совершать на него психологическое давление. Вот вижу, что идёт в дом, сяду унылая, и только когда по имени меня назовет, улыбаюсь. Жалобно так…

Лечит мою тоску Юра сексом, от которого уже болит всё, и попа в том числе, потому что он любит грубо, и я вдруг начинаю многое ему позволять. Сама удивляясь происходящему и получая определенное удовольствие от этого.

И неизвестно, сколько бы это все еще продолжалось, может, заросла бы я в том лесу, словно самка йети, и забыла, что такое маникюр и массаж лица, но вмешивается бабка.

В один дождливый день, а может это была ночь…Не важно!

Сплю я крепким сном, сладко оттраханная и уставшая, и снится мне бабка. Та самая Прасковья Давыдовна, что в сибирской таёжной деревне прославилась, как ведьма. Бабка моя не совсем бабка, а прабабка, но такая активная до конца дней была, и я «пра» опускала и даже не думала о том, что моя бабуля и царя видела, и революцию пережила, и больше века протянула на своих травах. И помню я ее всегда в белом платке, по-сибирски повязанном на голове, с серьгами-калачами из золота в вытянутых мочках, в юбке тёмной и кофте по моде тридцатых годов двадцатого века. Словно уже в те времена она была бабкой… А вдруг у нас в семье была вечная бабка? От этой мистики я даже во сне содрогаюсь.

Так вот, стою я на коленях на старинном бревенчатом полу. Стою перед Прасковьей, перебираю сухие листья какого-то растения, а она сидит за столом и в каменной ступке пестиком очередные травки в порошок перемалывает.

И говорит наставительно так, ворчливо:

— Обманывает тебя мужик, — бабка не окает, а акает, как московская женщина, но при этом странно растягивает слова по местному говору. — Говорила матери твоей, назови девочку Апполинария, счастливое имя по святцам, а она, непутевая, взяла Жулькой назвала…

— Юля, ба, — поправляю я. Никогда она мое имя не любила, злилась, говорила, что собак так кличут, а у людей имена правильные должны быть, Богу угодные. — А как обманывает?

— А это сама выясни. — Строго смотрит на меня бабка, — не давай себя обманывать. Вот пусть делает, что хочет, а обманывать не смеет. И клятву с него возьми, а то сгубит тебя и себя, уйдёшь ты от него, если врать станет.

После этого она отворачивается, яростнее начиная орудовать пестиком в ступке.

Понятно, разговор завершен, значит, больше ничего не скажет…

Я встаю на ноги и иду из её старой избушки. Скрипит дверь…

Скрипит дверь, приоткрываю глаза и вижу, что Юра уходит.

Дожидаюсь, чтоб сбежал с крыльца, начинаю действовать. Бабка права. Нельзя обманывать.

И обманываться тоже.

Может, он за козой пошел, надо просто выяснить. И поговорить с ним все же, а то один секс у нас, а секс - это не отношения.

Полна решимости, я быстро одеваю свои вещи. Нижнее бельё, в последнее время забытое, джинсы, рубаху в уродскую клеточку. Кроссы, волосы в косу на ходу завязываю и выхожу.