Ведьма и компания (СИ)

Еще бы Одарка могла тут помочь! Козочка была еще слишком молоденькой, а у Одарки слишком крупные руки! Тонкая девичья кисть скользнула внутрь, во влажное и кровавое, вытянутые пальцы коснулись мягкой шерсти, вот, кажется, попалось крохотное копытце. Помогая второй рукой, Лиза потянула… клубок вывалился на землю и стало ясно, почему козочка не могла окотиться. Козлят было трое – чудовищно переплетенных друг с другом, обвитых нитями пуповины, с жалко завернутыми головенками. Мертвых. Над ними, тая в воздухе, еще слабо клубились золотые нити уходящей жизни. Лишь один козленок слабо, едва заметно дрогнул под Лизиной рукой.

«Да неужто ж я зря старалась!» - яркая как свет, острая как боль, отчаянная ярость ударила в голову, волной прокатилась по всему телу… и Лиза вдруг сгребла эти распадающиеся золотистые нити в горсть, со всей силы швырнув в козленка:

- Живи, меха пучок! – выкрикнула она: золотые нити брызнули с ее пальцев, впитываясь в маленькое беленькое тельце… и принялись снова вытекать из козленка как из сосуда с трещиной. - Не смей помирать! Не дозволяю! – она мгновенным движением освободила козленка от стягивающей горло пуповины и стиснула крохотное бессильное тельце меж ладонями, не давая золотистым лучами покинуть его.

Резко и сильно затошнило, повело голову, стоящая на коленях девушка пошатнулась, едва не падая – и страшная черная воронка распахнулась перед ней, затягивая, как в омут.

Еще пара ладоней легла поверх ее рук, вцепилась – не вырвешься, даже если и захочешь, и знакомый голос зачастил:

- Силой моей укрепляйся, Словом мои залышайся, я тебе ключ, я тебе замок, ангеловыми крылами, Божьим велением, всех святых дозволением – пребудь со мной!

Между сцепленными руками двух девчонок полыхнуло светом – золотым и зеленым. Заиграло лучами меж сплетенными пальцами и погасло, точно впитываясь в козлиную шкурку. Козленочек дрогнул ножками, приподнял слепую головку и едва слышно мемекнул.

- Ты – ведьма! – глядя друг на друга поверх соединенных рук одними губами выдохнули Лиза и Оленька.

Протяжным блеянием на голос своего козленка откликнулась коза-мать.

- Все-все-все, уже все! Радость-то какая, жизнь в дом, счастье в дом! – засуетилась кухарка, ловко извлекая козленка из рук Лизы. Щелкнули здоровенные металлические ножницы, обрезая пуповину. – Козочка, как есть козочка! А ладная какая! – кухарка освободила от слизи нос и рот новорожденной козочки и отерла ее пучком соломы. Конюх подхватил козу-мать и понес ее на солому.

- Манжеты испортили, панночка! – всплеснула руками Одарка. – Ну да ничего, уж я их отстираю, отпарю, будут как новенькие, а панночке пока другие подошью!

Все еще продолжая держаться сцепленными пальцами, Лиза и Оленька поднялись на ноги… Тяжелый взгляд уперся Лизе в затылок. Она обернулась.

Генеральша стояла на дорожке и глядела на нее. За спиной, судорожно комкая платочек, застыла Оленькина матушка, Владимир глядел поверх другого плеча генеральши и глаза у него были совсем безумные и ярко-ярко желтые.

- Ты видела? – оборачиваясь к Оленькиной матушке, страшно прошипела генеральша. – Видела? А мой Кусай умер! Умер! – она повернулась и пошла прочь, со всей силы впечатывая трость в песок дорожки.

Лиза шагнула следом… остановилась… снова сделала шаг…

- Вы приходите, панночка! – подкладывая новорожденную козочку к сосцам мамы-козы, сказал конюх. – Ваша козочка вас ждать будет.

- Моя? – недоверчиво спросила Лиза.

- Чья ж еще! – ухмыльнулся конюх. – После такого кто ж отымет.

- Козу вам жалко! А о людях вовсе не думаете! – вдруг выпалил Владимир и кинулся за генеральшей.

Дом казался пустым, как вымершим. Дом словно затаился. Ждал. Лиза зябко повела плечами: ни весеннее тепло, ни слишком плотное платье не могли избавить ее от ощущения вкрадчивого холода, медленно, постепенно заставляющего неметь ноги, доползающего до колен, леденящего кончики пальцев… Танг! Танг! Танг! В тишине каблуки башмаков стучали звучно и гулко, так что хотелось идти на цыпочках: она и пошла. Неслышно ступая по ковровой дорожке лестницы взлетела в свою комнату и упала в кресло. Задумчиво поглядела на так и не разобранный толком сундук: пожалуй, разумным было бы бежать отсюда… но куда? Никто из опекунов ее не желает – шляхтичам Гали

цким она в тягость, а тетушка… ее превосходительство сразу невзлюбила. Остаются сиротский приют или нищенство на дорогах.

Дверь как всегда бесшумно распахнулась, и внутрь скользнула Оленька, опять груженая корзинкой и бутылкой.

- Бежать думаешь? – проницательный взгляд голубых глаз уперся в Лизу и сундук. – А козочка?

- Что… козочка? – неуверенно переспросила Лиза – одно лишь упоминание о маленьком живом комочке с удивительно нежной беленькой мордочкой пронзило душу болью. Мысль о том, что козочку придется оставить казалась… чудовищной. На время то еще ладно, но насовсем? Ужас какой!

- Вдруг она у тебя теперь как тетушкин Кусай? Она ведь чуть не умерла сама, когда он умер!

- Колдовать тебя кто учил, тетушка? – не глядя на Оленьку, спросила Лиза.

- Матушка. У нас в семействе это наследственное. – усмехнулась та.