Ведьма и тьма

Хан так и не выпустил чашу, когда его заслонили верные батыры, направили острия копий на чудище, стали колоть. И Малфрида взревела, ощутив, как каленое железо вонзается в плоть, пробивает чешую на груди, замотала тяжелой головой, когда острия норовили угодить в ее желтые глаза с узким черным зрачком. Железо каленое, оно и против нечисти сила немалая. Да и сзади стали напирать, чудище завыло, когда кто-то с силой вонзил в его хребет острие копья, навалился. Хлестнув длинным хвостом, Малфрида отбросила напавшего, да так, что расплющила о стену. И рванулась вперед в прыжке, разбрасывая стражников хана, хрустя печенежскими костями и ощущая сладость крови врагов.

А Куря? Она издала дикий рев, поняв, что хан успел ускользнуть, пока она с его батырами разбиралась. Медленно поворачиваясь, Малфрида огляделась вокруг. Кури не было. Где же он? Где?!

Толпа воинов и против ящероподобного страшилища сила. И в какой-то миг она оказалась в окружении. Прорывалась, разбрасывая копченых, пронзала острыми когтями, страшные челюсти лязгали. А потом вокруг стало пусто, и чудище в одиночестве бродило среди опрокинутых столов, луж крови и человеческих останков. Пока взгляд его желтых глаз не остановился на лежавшей у выхода чаше-черепе. И дрогнуло сердце…

Этого оказалось достаточно, чтобы она опустилась на колени и приняла собственное обличье. Руки еще дрожали, спину саднило, но она ни о чем не думала, когда бережно взяла чашу в ладони. И слезы потекли, как у девчонки.

– Прости меня, княже. Я бы могла… Но… не сумела.

После недавнего всплеска такой мощи Малфрида казалась себе слабой и беззащитной… Волосы скользили по щекам, ноги подкашивались. Совершенно обессиленная, она сидела на полу и баюкала чашу-череп. И так больно вдруг стало… Сердце человеческое испытывает куда больше страданий, чем любая нежить. И Малфриде очень хотелось вновь перестать быть собой, превратиться в кого угодно, только бы не чувствовать это глухое отчаяние в груди. Ведь была же в ней и тьма! Тьма, которая всегда успокаивала и давала облегчение!

И она взмолилась, взывая к тому, к кому никогда обращаться не желала:

– О, отец Кощей, сделай меня такой, как ты! Бездушной и сильной, дай забытье, которое есть у тебя!

Но где Кощей Бессмертный, а где она! Его сила далеко на севере, Малфрида никогда не осмеливалась там бывать, понимая, что темный чародей без души заберет ее к себе без остатка. Она же сидела на окровавленном полу терема на острове Хортица… Острова, который еще недавно был волшебным, а теперь здесь, наверно, уже и чар никаких не осталось.

Или остались?

Ведьма подумала об этом, когда почувствовала, как боль и тоска проходят, а остается только одно желание – мстить.

Она вдруг стала очень чуткой и ощущала все с предельной ясностью. Вот чьи-то осторожные шаги у выхода из хоромины, вот мелькнула мохнатая шапка печенега. Он осторожно посмотрел в ее сторону, их взгляды встретились. Степняк тут же кинулся по лестнице куда-то вниз, отчаянно вопя.

Малфрида почти не знала языка копченых, но то, что он кричал кому-то, что в доме одна женщина, поняла. Сейчас они опять явятся.

А еще она уловила запах дыма, галдеж снаружи. Значит, они подпалили строение. А от огня нежити смерть.

Ведьма не помнила, куда делся череп князя. Она мигом выскочила на гульбище и увидела толпившихся внизу печенегов. Дым валил все сильнее. Она заметалась под навесом галереи, пытаясь сосредоточиться и произнести заклинание. И тут увидела его.

Калокир пробивался сквозь толпу степняков – рослый, выше многих, растрепанный, в переброшенном через плечо плаще. Он заметил ее, смотрел снизу. А она на него. Потом дым стал гуще, и Малфрида потеряла его из виду. Нет, только Калокира ей сейчас не хватало. Он был ее слабостью… и он был предателем. Она его ненавидит!

Когда ромей взбежал по ступеням на галерею, то в первый миг застыл. Ибо не было уже беспомощной и мечущейся Малфриды, которую он только что видел снизу, а было оскалившееся жуткое чудище, о котором в страхе вопили печенеги. И оно было ужасно! Мощная чешуйчатая туша, толстые короткие лапы, темная продолговатая голова с разверстой клыкастой пастью. И длинный мощный хвост, которым страшилище хлестало во все стороны, как разъяренная кошка. А еще исполненный нечеловеческой злобы взор светящихся желтых глаз с узким зрачком. Он помнил, что так же желтели глаза у ведьмы, когда она колдовала. Неужели это его Малфрида? Да, она. Он всегда знал, кого полюбил. И теперь она такова… Немудрено, что степняки готовы на все, только бы уничтожить это чудище.

Сзади послышался топот множества ног, появились люди хана Кури – в руках луки и стрелы, копья.

– Назад! – приказал Калокир на их языке. Не так уж много слов он знал по-печенежски, но некоторые команды отдавать научился, пока служил Куре и вел с ними бой на Хортице против русов… или тех, кем стали многие из них.

Калокир шагнул вперед, отведя в сторону руку, словно загораживая чудище от готовых напасть на него печенегов.