Ведьма и закон. Рождение легенды

Молодой домовой, что садился за соседний столик споткнулся о собственную бороду и едва не рухнул на пол, засмотревшись на невероятной красоты и самостоятельности чаровницу. Зверобой со вздохом продемонстрировал очередному влюбленному незнакомцу удостоверение. Настолько часто он запястьем не светил никогда. Проще было, когда его за защитника принимали.

– Я хочу жить у Клеомена или водной девы, – проговорила феникс, приступив к еде. – Мне неприятно твое внимание. Я не люблю, когда мне навязываются.

– Да-а-а?! – Зверобою захотелось одновременно и разозлиться, и возмутиться, и рассмеяться. – Не любишь, когда навязываются? Как же мне это понять?

Харикон сурово взглянула на собеседника. Сарказм уловить несложно, особенно в случае, когда его не скрывают.

– Что это значит?

Он невесело рассмеялся, отвел взгляд и потер ладонью лицо:

– Нет. Ничего.

Девушка опустила взор в тарелку. Плечи ее осунулись, голова поникла.

– Считаешь, мужчины находят спящего феникса и обязательно со стороны взирают на экспонат? – тихо спросила она. Вопрос был риторическим, ответа не требовал.

Зверобой замер. Как любой нормальный мужчина, он и мысли не допускал о подобных вещах.

– Не люблю внимание, которое не контролирую, – добавила феникс еще тише.

Черт вдруг показался сам себе глупым, эгоистичным и грубым созданием. Ни понимания, ни внимания, в котором нуждалась пробудившаяся птица, он не выказал. Несколько часов назад он задал вопрос в самой что ни на есть неуважительной, пренебрежительной форме. И вот получил ответ. Неудивительно, что она выпорхнула из машины, и что теперь знать его не хочет.

Он открыл рот, собираясь попросить прощения, но почему-то сказал не то, что хотел:

– Мороженое любишь?

На него взглянули удивленные светлые глаза.

– Х-хочу, – неуверенно и немного невпопад согласилась Харикон.

Зверобой быстро выскочил из-за стола и спустя десяток минут вернулся со стеклянным высоким стаканом, доверху наполненным фруктами, сливками, карамелью и всевозможными посыпками.

– А мороженое? – не поняла феникс, принимая из рук черта ложку.

– Где-то там внутри, – он поводил пальцем напротив стакана. – Ешь.

Она опустила глаза и послушно принялась за еду, но покорность никак не избавила от его пристального взгляда. На смену малообъяснимой злости и периодическим вспышкам ярости пришло необъяснимое внимание. Харикон чувствовала себя словно букашка под стеклом на столе энтомолога. Зверобой изучал ее и не скрывал этого.

– О чем думаешь? – не выдержала она.

– О тебе, – нисколько не смутился спутник.

Девушка осторожно подняла глаза.

– Что обо мне?

– Тебе сколько лет?

Она недовольно поморщилась и вновь уставилась в стакан.

– Это значит «не скажу», – кивнул Зверобой. – Ну, нет, так нет. А родители твои где? И кто?

Она вся напряглась, словно к битве приготовилась. От черта не ускользнула странная реакция на, казалось бы, совершенно естественный и простой вопрос.

– Нет их, – наконец тихо процедила Харикон. – Я сама по себе.

– Одна?

– Одна.

– Давно?

– С рождения. Чего ты хочешь? – зло прошипела птица, вновь удостоив его взглядом.

Зверобой сощурился. В целом, он сам не понял, как догадался, отчего девчонка такая странная у Вселенной вышла, но не проверить догадку не мог. Проявить деликатность на сей раз ему помешала не злость, а нежность, поднявшаяся откуда-то из глубин сознания. Беззащитная, маленькая, вспыльчивая, ранимая, беспомощная, неосторожная и упрямая. Непостижимо упрямая! Черт обезоруживающе улыбнулся сердитой Харикон. Не иначе благодаря упрямству своему выжила.

– Ты когда злишься, щеки надуваешь – прокомментировал он. – Как хомяк.

Очаровательное личико феникса приобрело выражение крайней стадии бешенства.

– Мне нравится, – закончил мысль Зверобой, пока она не опомнилась и не сбежала. – Миленько.

Жар-Птица свирепо засопела.

– Я суть пламя, – прошипела она.

– Я тоже, – не смутился и не испугался угрозы наглец. – И немного флора. Цветы любишь?

Не дожидаясь ответа, он повернул руку ладонью вверх. Вспыхнуло холодное пламя, обрело форму, над поверхностью стола появилась великолепная синяя роза и тут же погасла, осыпавшись пеплом. Феникс насупилась. Фокус ей понравился, причем очень – Зверобой это понял. Но она попыталась скрыть истинные эмоции. Отодвинула стакан из-под мороженого и встала:

– Пойдем.

Вот так юная птичка выглядела особенно нежной и беспомощной. Черту захотелось обнять ее, прижаться к виску, почувствовать сильнее запах белых волос и не выпускать. Он открыл рот, собираясь рассказать ей, какая она очаровательная, но почему-то произнес не то, что собирался:

– Как прикажешь, моя маленькая госпожа.

Из кафе она почти выбежала и весь остаток пути до острова держала с чертом дистанцию не меньше метра.

Горица глубоко вздохнула, потянулась и повернулась на спину, прячась от ярких утренних лучей желтого карлика. Маниту ликовало, по телу волнами разливалась нега. Усталая и несказанно удовлетворенная она чуть поморщилась, наслаждаясь новыми, пока незнакомыми ощущениями и принимая их. Дрема отступила, стремясь вернуть хозяйке потрясающие воспоминания о прошедшей ночи.