Ведьма и зеркало (СИ)

— Понятия не имею, — тихо откликнулась я. — Какая разница-то? Все одно честолюбием не отличаюсь. Да и увечная я, сама знаешь.

Яна открыла рот… И смолчала. Потом пометалась по комнате и выдала:

— Никому больше не говори про то, что порченых видишь. Никому. Ни Левину, ни Стаховичу. Даже матери, возможно, не стоит, вдруг похвастается кому…

Я замерла, пытаясь осознать сказанное.

— Даже если мне и отмерено много, кому до этого дело? Кому может быть вообще до меня дело? Про меня вспоминают только из-за матери.

Личико подруги скривилось от досады.

— О, ты не поверишь, но многим есть дело до сильных ведьм. А уж до сильных и таких вот наивных, так и вовсе дело едва не каждому. Поэтому не рассказывай никому, Соня. Пусть и дальше думают, что ты сама по себе ничего и не стоишь.

В злокозненность окружающих меня людей я, конечно, не поверила, но все равно кивнула, соглашаясь. Может, Яна и права. В любом случае, будь я слабой или сильной, большой разницы нет.

Однако подруга еще полдня хмурилась, будто что-то прикидывала про себя, но это что-то в ее голове упорно не складывалось. Да и у меня тоже не складывалось. Сильная ведьма. Вот же захотелось Яне чушь смолоть.

В шесть вечера позвонила мама, решила убедиться, что драгоценная дочка жива, здорова и не пытается снова улететь подальше из страны.

— Нет, мама. Все хорошо. Да, я поела. Нет, Яна все еще на диете, и я не возражаю. Да, Левина предупредила. Нет, сам не звонил. Что? Костик может позвонить? Ну, может, так может. Ладно, пока. Да, я буду очень, очень осторожна.

Яна, слышавшая весь разговор от начала и до конца, подметила:

— Да Стаховича, как погляжу, тебе всерьез сватают.

Я кивнула.

— По всему выходит, что так.

Яна, казалось, понимала абсолютно все, и лишних вопросов задавать не стала.

— Ну, тут уж сама, Соня, думай. Только к себе Стаховича я не пущу, ты уж не сердись. Не люблю, когда в моем доме чужаки снуют. Выволакивай из углов потом всякую мерзость.

Слышать нечто подобное от Яны мне в новинку. Она всегда с радостью принимала гостей, закатывала шумные вечеринки, доводя соседей до стука по батареям и вызова полиции. Вот только Костика почему-то даже теоретически в свою квартиру пускать не желала.

— Яна, он что-то тебе сделал? — не удержалась от расспросов я, хотя старалась никогда не проявлять излишнего любопытства.

Подруга казалась немного растерянной.

— Стахович-то? Еще чего. Просто не хочу и возможности давать что-то сделать. Мой дом — моя крепость, и не стоит пускать в эту крепость всех подряд.

Этой ночью суженый не шел ко мне. Мы сидели с ним рядом на скамье под каким-то деревом, разглядеть которое в кромешной тьме не удавалось, как я ни старалось. Да и лица суженого тоже разглядеть не удавалось. Ночь новолуния, только звезды слабо мерцают на небе.

— Ты уже и ждать перестала, — произнес он. Его голос звучал спокойно, мягко, без тени укоризны.

Не спрашивал — и так все знал, без моего ответа.

— Я просто так устала, — вздохнула я, глядя прямо перед собой. — Ты даже не представляешь, насколько сильно я устала. А ты все не идешь и не идешь.

— Я всю жизнь к тебе иду, — ответили мне. — И тоже так устал. Мне тоже стоит сдаться? Но что же тогда будет?

Что будет? Не знаю. Но вряд ли будет хуже. Не может быть хуже.

— Мы тогда просто будем жить. Отпусти меня, пожалуйста. Не выдержу больше.

Суженый тихо вздохнул.

— Ты выдержишь. Только жди меня.

Утром я проснулась на удивление бодрой и посвежевшей, хотелось петь, танцевать, кажется, обнять весь мир.

Яна, классическая "сова", только недовольно щурилась.

— Что это за всплеск оптимизма с утра пораньше?

Мне и самой не удавалось понять, почему же вдруг на душе стало так легко.

— Просто настроение хорошее. Давай я завтрак приготовлю, и у тебя оно тоже поднимется.

Подруга мгновенно всполошилась и отогнала меня от плиты.

— Да я тебе в жизни не позволю готовить.

Тут я не могла не возмутиться.

— Эй, я хорошо готовлю, между прочим.

Яна закивала.

— Ага. Хорошо. Только много, вкусно и калорийно. Я после твоей еды потом месяц не вылезаю из спортзала и глотаю исключительно кефир. И к тому же обезжиренный.

Яна всегда следила за фигурой, еще со школы, кажется. Когда я бывала у нее, то приходилось питаться в том же режиме и чтить вечную диету подруги.

— Ну, готовь сама, раз так хочешь, — рассмеялась я и включила телевизор на любимом канале.

Андрей Панкратов жизнерадостно рассказывал об очередном своем путешествии, и казалось, будто мир обрел полную гармонию.

Пока телефон снова не зазвонил.

Торжественные звуки музыки Генделя разбили с первых тактов и мое отличное настроение, и прекрасное утро, скорее уж зимнее, чем осеннее.

— Левин? — спросила понятливая как всегда Яна. — Ну и жуть ты на него поставила. Лучше бы выбрала какую-нибудь позитивную попсу, тогда и вздрагивать, может, будешь меньше при звонке.

С нервным смехом я ответила:

— Да я буду вздрагивать, даже если поставлю на звонок "От улыбки хмурый день светлей".

— Добрый день, Софья Андреевна, — поприветствовал меня совершенно буднично инспектор. И голос его звучал как и всегда. Вот только почему-то все равно стало не по себе.