Вопрос… Нет, на самом деле мне понравился вопрос Кирилла Александровича. Его стоило мне задать себе самой. Изменить судьбу, конечно, мне не удастся, она догоняет всех… Но…
— Он… Ждала я, думаю, не его… Но пришел он, такой как есть, — тихо призналась я в собственном почти безнадежном отчаянии. — И, значит, такова моя судьба. Она вообще редко кому нравится.
Каждое слово горечью отдавалось на языке, слезами детской обиды подкатывало к глазам, однако лицо мое оставалось недвижным, безмятежным, как воды моря в мертвый штиль.
— Экая вы, оказывается, фаталистка, — едва ли не с сочувствием в голосе отозвался Кирилл Александрович. — Бороться, вы, как я понимаю, и не собираетесь?
Не выдержав, я рассмеялась.
— Господи, Кирилл Александрович, это ведь судьба. Почитайте любую греческую трагедию, там очень доступно описано, что бывает, когда идешь против нее. Тем более… Он вполне может быть человеком хорошим, просто у меня не было шанса этого узнать до сих пор.
Маг покачал головою.
— По вашим глазам вижу, что вы в это как-то не очень верите.
Не верю? Не то чтобы… Просто мне в голову не приходило, что Константин Стахович может оказаться вместилищем каких-то особенных добродетелей. Мужчина рвется в Совет Ковена, это очевидно абсолютно всем. А к власти стремятся обычно далеко не те, кто желает изменить мир к лучшему ради общего блага. Так что обольщаться не приходится…
Левин внимательно следил за выражением моего лица, кажется, пытаясь прочесть по нему все метания моей души.
— С каких пор вы так хорошо меня узнали? — недоумеваю я, вскидывая подбородок, чтобы удобней было смотреть в глаза мужчине.
Тот развел руками.
— Нас с вами связывает весьма долгое знакомство, разве нет? Поневоле узнаешь человека после стольких лет.
У меня вырвался горький смешок. И это говорит тот, кто подозревает меня во всех смертных грехах. Хорошо же успел он меня узнать за несколько лет.
— Ну, хорошо, готов покаяться, Софья Андреевна, слегка перегнул с подозрительностью. Но что поделать, работа у меня такая, сами понимаете.
Неожиданно Левин улыбнулся. От такого диковинного зрелища я даже оторопела, незаметно ущипнув себя за бедро. Никогда прежде при мне Кирилл Александрович не улыбался. Злорадно ухмылялся — было дело, но вот обычной улыбки мне видеть ни разу не доводилось.
— Ну, не надо на меня так удивленно смотреть. Признаю свою вину, меру, степень, глубину. Просто вы, Софья Андреевна, по нынешним временам подлинный уникум. Редко встретишь сейчас кого-то вроде вас, не от мира сего. Вы в монастырь никогда не собирались уйти?
Я весьма выразительно сощурилась.
— Да-да, понял свою глупость. У вас же суженый. Который вам нужен не больше, чем телеге пятое колесо, но так как суженый, вы героически сожмете зубы и будете терпеть.
Чтобы не наговорить лишнего, я глубоко вдохнула, потом медленно выпустила воздух из легких и только после этого произнесла:
— Кирилл Александрович, я вас сейчас просто стукну.
Левин глядел снисходительно. Ну да, я, конечно, девушка немелкая, метр семьдесят — рост вполне подходящий, но угрожать такой верхотуре по меньшей мере смешно. Эта едва не двухметровая каланча вряд ли понесет большой ущерб от моей агрессии.
— Да бейте, Софья Андреевна, надо же вам когда-то душу отвести. Суженого же бить никак нельзя.
В душе моей поднималась волна праведного возмущения. Да какая там волна — полноценное цунами, которое грозилось смыть привычные спокойствие и отрешенность.
— Да вы нарочно потешаетесь надо мной, — даже не пытаясь скрыть собственную обиду, воскликнула я.
Ощущение было такое, словно меня только что разбудили. Облив ведром ледяной воды.
— Ну, разве что самую малость. Попробуйте мыслить позитивно, что ли. Эти ваши вечные разговоры о судьбе… Вам самой от них и тошно.
Да, объяснять этому живому воплощению практичности и скептицизма что-то из области колдовства — вещь совершенно бесполезная.
Ладно. Все хорошо. Главное, у Кирилла Александровича претензией ко мне больше нет, и это просто невероятно хорошо. Остальное стоит принять как данность и не злиться на чужую нечуткость. На этот раз никаких задержаний и протоколов — и на том спасибо, теперь можно и разойтись с миром.
— Здесь мы уже все сделали, так что с вашего позволения я отправляюсь домой, — сухо сообщила я о принятом решении и резко развернулась на каблуках, пытаясь вернуть обычное для себя состояние духа.
— Софья Андреевна, ну что за детские обиды в вашем возрасте? — вопросил Левин и схватил меня за руку, не давая уйти так просто. — Я вас непременно отвезу.
Обида, быть может, действительно детская, но от этого еще более сильная. В конце концов, мне и так тяжело на душе, когда выяснилось, кто мне предназначен, а надзирающий инспектор своими неуместными замечаниями еще и подрывал решимость принять свою судьбу такой, какая она есть. Это даже можно было назвать жестокостью.
— Пять минут на автобусе, двадцать минут пешком, — упрямо отрезала я, не желая оставаться с ним больше необходимого. — Пешие прогулки полезны для здоровья.
Левин вздохнул, словно бы его удручала моя глупость.