– Че за дурацкий вопрос? Не чуешь запах неприятностей что ли? У отдельских новый шеф, гребаная новая метла, что сейчас поначалу начнет мести всех подряд и до чистого, выслуживаясь. Я такое уже пару раз пережил, и лучше в подобные моменты быть где подальше. Через годик-другой оптимизм угаснет, и можно будет вернуться.
– Слушай, ну если бы мне грозили реальные какие-то неприятности или было что, как говорится, предъявить по факту, то разве они не приперлись бы ломать двери со спецназом, вместо того, чтобы прислать этого нервного летеху в одном лице?
– А ты хочешь рискнуть своей задницей и проверить, есть или нет? Не беси меня, василек!
– Я думаю, что если сейчас убегу, то дам им понять, что совесть моя нечиста, и мотивирую действительно копать глубже.
– Люсь, ты совсем наивная? Ты не знаешь основной принцип наших органов “был бы человек, статья найдется”?
Я заколебалась. А что, если Лукин прав? Вот поеду я добровольно, и все, с концами. Но не поеду, и что? Автоматом зачислю себя в, как минимум, подозреваемые в чем хошь, и вынуждена буду несколько лет скитаться по заграницам. А мама, Ленка, бабуля, Алька с Никифором и Фанирсом? Ну, на кой черт этому новому шефу отдела меня арестовывать? За что? Нашли какие-то мои следы на трупе Филимонова? Или следы моей крови там, где Гарпия меня избивала? Но Волхов сказал – забудь. Значило ли это, что он обо всем позаботился? Обо всем ли? Он ведь опытен в этом, должен был все предусмотреть, ведь сам, выходит, замешан в сокрытии моего участия. В любом случае, я ничего не смогу по этому эпизоду рассказать, даже будь такое желание. А если станут требовать, то тут мне и конец.
Но вот странная штука, при мыслях о тех событиях нигде тревога во мне даже не шевельнулась. А еще что мне предъявить-то? Но при этом и полного спокойствия не было. Хотя это и понятно, пришли за тобой из доблестных наших органов, какое тут спокойствие. У нашего народа страх перед властью уже на генетическом уровне несколько поколений подряд. А ведь лучше, когда уважают, чем боятся, но тут уж что имеем.
– Данила, не поеду – не узнаю. Может, там вообще чистая формальность.
– Звони своему копу! – велел ведьмак, и сам принялся набирать номер.
– Слушай, не думаю, что теперь это…
– Звони, сказал! – рявкнул он.
Я взяла у него гаджет, но только для того, чтобы дважды услышать, что абонент находится вне зоны.
Сообщения оставлять не стала. Потому что… ну мало ли. Слова – это то, что уже могут использовать против тебя, тем более зафиксированные техникой. А откуда мне знать, попадет ли мое сообщение прямиком к Волхову или кому-то еще. И если моя совесть типа чиста, то чего тогда кинулась ему названивать и сообщать, что пришли в отдел забирать?
– Так, ладно, – все еще хмурясь, сказал Лукин. – Возможно, ты и права, и свалить сейчас – только хуже сделать там, где все еще не критично. Только запомни, василек: прежде чем на любой вопрос ответить, сосчитай до пяти или больше. Давай себе время на подумать. Как бы внезапно темы ни меняли, ни орали или пугали. Думай, что говоришь, девочка. Ограничивайся максимально краткими “да-нет-не знаю”. И, если есть возможность, включай дурочку, ни грамма не опытную, или молчи. Заболтать их не пытайся, как и врать складно – поймают. Ясно?
– Угу, ясно.
– Я буду ехать следом и ждать под отделом, сколько понадобится, – ведьмак притормозил меня у входной двери и обнял со спины, прижав снова крепко, до легкой боли в ребрах.
– Если что, ты… ну, моих совсем не броса…
– А по башке? – рыкнул он, отпуская, почти отталкивая. – У меня на тебя планы, и не надейся в подвалах отдельских спрятаться от меня и кинуть, поняла? Я найду способ тебя оттуда извлечь и беспардонно использовать в своих меркантильных и развратных целях, помни это все время.
– Спасибо, Лукин, – повернувшись, я поцеловала его коротко, не позволяя себе поддаться эмоциям.
Он снова обнял, но только на секунду, и тут же развернул и начал подталкивать.
– Так, обмен слюнями и минутка мимимишности закончены. Собирайся, василек. Раньше сядешь – раньше выйдешь.
Глава 3
Само собой, выскакивать из салона авто и галантно открывать мне дверь Вяхирев не стал. Уже привыкла я, однако, к этому в процессе общения с Волховым и Лукиным. Ехали мы молча, лейтенант сам со мной заговорить не изволил, а я тоже не видела причин пытаться наладить общение. Судя по тому, как он старательно натягивал на физиономию строгое выражение, избегая смотреть мне чуть пониже лица, молодой человек тут принципиальный и поклонник все той же любимой отдельской идеологии “хороший подлунный – мертвый подлунный”. Вот только то и дело краснеющие уши, стоило мне поерзать на сидении, ломали ему весь образ.