Ведьма из прошлого

– И тем не менее, – с нажимом произнес я, кладя руки вдоль туловища и устраиваясь на кушетке удобнее.

– Марк Алексеевич, – нервно хихикнул парапсихолог, – существование ведьм в принципе не доказано…

– Так же, как и реинкарнация, но мы же с вами здесь, – усмехнулся я, – какие варианты?

Он тяжело выдохнул, опустившись на скрипнувший под его весом стул.

– Убийство в прошлой жизни, если верить ведам*, носит достаточно неоднозначный характер, Марк Алексеевич. Если убийство было совершено для защиты себя или семьи, это не считается викармой* и не нарушает дхарму*. Карма – это нечто сложнее обычного закона бумеранга, молодой человек. Если говорить грубо, то тот, кого убили, как правило, нарушил какой-либо космический замысел, и таким вот образом сама природа избавилась от него. Это наука, Марк Алексеевич, нельзя просто взять и сказать, не понимая ничего, как это на вас скажется. Но опять же, я не думаю, что вы кого-то убили в прошлой жизни, – стул снова скрипнул и тихий шорох шагов прошелестел у меня под ухом, – а теперь спите.

7

Франция, Нёшательский феод, деревня Домреми

30 мая 1436 года

Ладан противно лез в нос, заставляя Анну ненароком то и дело прикрывать лицо платком. Воскресная служба уже подходила к концу, но Сибилл желала остаться немного после, чтобы помолиться за здоровье матушки. Конечно, Анна не могла оставить ее одну. Последний год их мать не ходила, оставаясь прикованной к кровати, а отец работал с удвоенной силой, чтобы прокормить семью. На Анне же лежали все домашние дела, здоровье матери и забота о Сибилл.

На стук в дверь она практически не отзывалась почти год. Тот раз, когда она позабыла об осторожности перед натиском голода, Анна проклинала каждый день. После встречи с Гилбертом она вздрагивала от любого шороха, готовясь каждый день, что за ней придут. Ожидание убивало, но недолго. Через трое суток вернулся отец. Будучи послушной и честной девушкой, она все ему рассказала. В ту же ночь на стук в дверь поднялся отец. Тогда Анна испытала облегчение, но шло время, а никто не торопился сжигать ведьму. Постепенно она заскучала по опасному, но интересному и такому притягательному ремеслу.

В редкие моменты отдыха, как и раньше, Анна пряла на радость своего отца, но стоило всем в доме уснуть, она убирала пряжу подальше и садилась перебирать свои заговоренные камни и сушеные травы. На деревенском рынке Анна выпросила у отца несколько глиняных горшочков, якобы для побрякушек своих да Сибилл, а сама тихонько отделяла листья от стеблей и, тщательно просушив, перемалывала их в почти порошок. Так запасы не занимали много места, но были гораздо ценнее и незаметнее огромных пучков травы, что раньше висели прямо под потолком в доме. Анна варила отвары просто так, некоторые даже приходилось выливать, потому что скопились уже в целые залежи в ее тайничке под половицей.

Но все это было не то. Ей хотелось, чтобы то, что она делает, приносило отдачу, но отец строго запрещал высовывать нос и стабильно преграждал путь к двери, стоило раздаться уже не жуткому, а вожделенному стуку.

Но все же пару раз ей удалось проскочить. Принесенные продукты Анна мудро распределяла так, чтобы отец толком и не заметил изменений. Скорлупу от яиц Анна приспособила к настойкам, что помогают при слабой кости, а крынки из-под молока относила в сарай, смешивая молоко с утреннем удоем. Да и на ее счастье Сибилл с удовольствием уплетала двойные порции, так же как и она сама. Почему-то отца Анна стала бояться больше, чем реальной угрозы, но, к счастью, это мало ее заботило.

Люди потихоньку покидали церковь, и дышать становилось легче. Выдохнув, Анна поправила волосы, улыбнувшись застывшей на миг Сибилл. Сестра все поняла без слов. Быстро переместившись поближе к алтарю, Сибилл сложила руки лодочкой почти у самых губ и, с силой зажмурившись, активно зашептала.

Если бы молитвы могли спасти их мать, Анна не переставала бы молиться. Если бы они могли спасти хоть кого-нибудь. Но, конечно, Анна могла так думать, но никогда не произносить вслух. Не дома, не тем более, на людях.

– Анна, – Норман остановился около девушки, а та быстро поднялась с места, смиренно склонив голову, – что-то тревожит твою душу?

– Благословите, отец настоятель, – опустив взгляд в пол, привычно уже прошептала Анна, – я стараюсь не впадать в уныние, но простит Господь мою грешную душу, иногда моя ноша кажется мне слишком тяжелой.

Мандраж, что практически парализовывал ее в детстве, теперь был редким гостем. Да, ей все еще было жутко от то и дело снующих вокруг церковников, но теперь она видела главное. Они, словно собаки, которых натаскивают выслеживать добычу, чуяли страх. Чем больше боишься, тем сильнее прокалываешься. А Анна, несмотря на весь появившийся в ней скептицизм, все еще была верующим и богобоязненным человеком. Она знала, что не совершает ничего плохого, и не лезла туда, где чистая энергия граничит с темной магией. Анна понимала суть и важность течения естественных процессов и не противилась им.