– Ночью я увидел, будто кто-то выводит Эстер из замка. Я кричал, но меня никто не услышал, и я побежал за ним, чтобы не упустить. Он двигался очень быстро, я добежал до леса, а там… мне все казалось, я догоню беглеца, но каждый раз он скрывался за деревьями. Я не мог вернуться, тогда он ушел бы, поэтому я преследовал его. Это длилось целую вечность, я никак не мог понять, почему ночь такая долгая – только теперь я понимаю, что вышел из настоящего мира, как только оказался в лесу. Когда я вышел на эту поляну, похититель и Эстер вдрун исчезли, и вместо них появился Сирил. Он что-то сделал со мной, я не мог двигаться, но был в сознании, тогда он приковал меня к обелиску. Я пытался умолять его, чтобы он этого не делал, предложил быть его послушником, обещал соглашаться на любые его требования, – я надеялся, что смогу обмануть его и сбежать, как только он ослабит бдительность… Только тогда он заговорил со мной. Он рассмеялся. Сказал, что я всего лишь червяк, а он надеется выловить кракена. Что я даже не приманка – я нужен, чтобы раздобыть приманку.
Эта история лишь подтверждала наши догадки относительно изначальных целей Сирила – видимо обыкновенные кормушки его больше не устраивали, и он решил выпить целого дракона. Если бы не упрямство Томаса, у некроманта были бы все шансы получить желаемое.
В конце концов припасы подошли к концу, и нам пора было уходить. Нельзя было знать, что Сирил сделает с Томасом, когда обнаружит его, – в лучшем случае использует, как собирался использовать Эдвина или Эстер, тогда у нас еще будет шанс спасти его. В худшем случае…
Уходя от поляны, я в последний раз бросила взгляд на Томаса. Он спал, бодрствование давалось ему огромным трудом, – обелиск поддерживал в нем ровно столько сил, чтобы он оставался жив, пока Сирил не пожелает забрать его.
Светлый охотничий костюм, черные волосы, лицо, выражение которого я не могла разгадать даже спустя столько лет, даже когда силы покинули каждую черту. Мой друг, почти что брат – хотя едва ли я смела думать о нем так. Я никогда не была его достойна.
Мы не сумели вызволить его и должны были принять его решение, сделать его жертву не напрасной.
Нилс занял место в седле Эдвина, чтобы следить за Эстер, я, как и прежде, летела рядом и оберегала их, но осознание собственной слабости и беспомощности сжимало крылья, так что я едва могла набрать нужную высоту.
Наше возвращение не было торжественным. Я послала в академию весточку о том, что случилось, как только мы впервые вышли с поляны, но о произошедшем знали лишь самые доверенные лица. В замке Рик еще даже не подозревала, что случилась беда, – нам предстояло рассказать ей все лично.
Когда мы вчетвером оказались на пороге, поднялась суета, Рик выбежала нам на встречу, радостная, что все, наконец, закончилась, но при взгляде на наши лица ее улыбка исчезла.
Нилс подошел к матери, он уже перерос ее, но совсем немного, и взял ее руки в свои. Он не знал, что сказать, хотя, наверное, подбирал слова все те часы, что мы провели в дороге.
– Отец попал в беду из-за меня, – наконец, проговорил он, понуро склонив голову. – Мы не смогли его вытащить.
Из груди королевы не вырвалось даже самого тихого стона, только глаза раскрылись неестественно широко.
Скорбь по королю охватил все королевство, как долгая зимняя ночь. Рик была безутешна, и ни я, ни Эдвин, ни Нилс и даже ни ее собственная маленькая дочь – ничто не могло облегчить ее горя. Еще хуже приходилось Нилсу. Если Рик могла сетовать на благородство мужа, которое, все мы так говорили, рано или поздно свело бы его в могилу, то Нилс винил в произошедшем только себя.
Если бы он не сбежал, если бы не был так упрям, если бы додумался не отправляться в одиночку… он не слушал ни меня, ни Эдвина, и уходил все глубже в самобичевание. В его глазах я видела то же беспробудное отчаяние, которое видела в зеркале после смерти собственного отца.
Когда-то я сумела пережить свою боль, но была бессильна помочь мальчику. Он ведь не мог сбежать к другой жизни навстречу чудесам и магии, как сделала я. Ему некому было оставить престол – да и разве мог он пойти против последней воли отца? Нилс готовился принять завещанную ношу.
Мы с Эдвином не сдавались. Уходя, мы оставили вокруг поляны сотни ловушек, даже пробегающий мимо заяц или птица мгновенно отозвались бы в нашем сознании, но дни шли, а в ловушках звенела тишина.
Как только восстановил силы, Эдвин отправился обратно в лес, оставив меня защищать остальных, но вернулся в тот же день – поляны больше не было, хотя ловушки стояли на своих местах нетронутые. След Томаса, так же, как и ранее следы Нилса и Сирила, исчез из картины доступного нам мира.
В академии и среди всех наших знакомых не нашлось ни одного мага, кто знал бы что-то об играх с пространством, наши рассказы воспринимались скептически – величайшие умы не верили, что такое возможно.
Отряды были направлены в старую пещеру Салтра, лес, где пропал Томас, был истоптан вдоль и поперек, но нигде мы не смогли обнаружить ни единой зацепки.