Рука Кощея по-прежнему удерживала ворот Малфриды, сжавшись в кулак. И ведьма, считая себя ее хозяйкой, сделала что могла. Быстро отцепила от себя и, направив в сторону филина с ребенком, приказала:
— Задай ему!
Она и не ожидала такой реакции: рука так и рванулась, взлетела, схватила филина за крыло, швырнула об стену. Малфрида только и успела кинуться туда, куда падал мальчик, успела поймать и тут же вскрикнула — таким он показался тяжелым, а от рывка заболело внутри нее и по ногам потекло горячо и мокро.
В какой-то миг, оцепенев и стеная от боли, она даже не видела, что происходит. Поняла только, что Святослав зашевелился, потом вскрикнул. Кричал еще кто-то пронзительно и страшно, все вокруг грохотало, падали стоявшие на полках горшки, все опрокидывалось. И вопли — страха, ужаса, боли, визг женщин, громкий голос Ольги.
В какой-то миг Малфрида почувствовала, что у нее забирают Святослава, прижала его к себе, но потом поняла, что рядом Ольга, и разжала удерживавшие мальчика руки. Ольга тут же подхватила сына и кинулась прочь. Малфрида, стеная от резкой боли и сильнейших, распирающих внутренних толчков, попыталась подняться. И увидела… Страшно мечущийся комок то ли перьев, то ли окровавленных частей одежды, волос… седых, длинных, спутанных с перьями и кровавыми потоками. Это был уже не оборотень-филин, но еще и не человек, что-то большое и страшно изувеченное. Оно еще было живым, все еще боролось, но в него врывалась, раздирала, рвала со страшной силой оберегавшая свою хозяйку Кощеева рука. Она была похожа на когтистого паука, который просто вонзался в тело волхва, проникал в него, убивал.
Потом она вернулась к хозяйке, даже сообразила скрыться, когда в избу стали вбегать разбуженные шумом и криком кмети. Увидев нечто окровавленное и изорванное на земляном полу, они в первый миг не решались подойти. И первой приблизилась Малфрида. Пошатываясь, придерживая мокрый и тяжелый подол рубахи, опираясь рукой на стену, она подошла туда, где через перевернутую, залитую кровью прялку было перекинуто изувеченное тело верховного кудесника древлян. Разорванное, как тупым ножом изрубленное тело было так ужасно, что Малфрида не сразу признала в нем своего врага. Голова почти оторвана, в слипшихся от крови волосах торчат светлые перья. Но лицо осталось почти нетронутым, только забрызганным кровью. Оно было спокойным, как у всех мертвых, хотя Малфрида могла бы поклясться, что еще миг назад его искажал дикий ужас, а теперь застывало прямо на глазах, расширенные черные глаза гасли.
«У меня стало меньше на одного врага», — успела подумать Малфрида, прежде чем прямо бросилась на стену, спасаясь от собственной рвущей боли.
Все остальное она помнила смутно. Кто-то убегал, потом возвращались, суетились мужчины, потом рядом оказался Малкиня, и Малфрида почти повисла на нем, когда он уводил ее из опустевшей, забрызганной кровью с рассыпавшимися повсюду перьями избы.
Кто-то звал Свенельда, но вместо него рядом оказалась Ольга.
— Милая моя, ты ведь сына мне уберегла!.. А говоришь, еще сил у тебя нет. Вон какого оборотня погубила.
Ну не говорить же было Малфриде, что ей помогли его погубить. Поэтому сказала другое:
— Мне бы укрыться где. Ну не на глазах же витязей рожать?
Ольга тут же подхватила ее, куда-то повела, почти потащила вместе с Малкиней.
Потом было все, что и должно быть. Суетились женщины, грели воду, Ольга сидела рядом, держа чародейку за руку, порой ласково что-то хорошее говорила. Малфриде были в радость ее слова, ей было так плохо, что доброе слово сейчас много для нее значило. Она так хотела скорее родить этого ребенка… Только уже подзабыла, как это больно.
Княгиня огладила ее лоб влажной ветошью.
— Ты продержись еще немного. Вижу, скоро уже, у тебя хорошо получается. А потом у тебя будет дитя. А еще я дочку верну тебе, Малушу. Она в безопасности, у меня она. Свенельд велел о ней позаботиться.
Иного бы она не сказала, не хотела сообщать, что Свенельд по сути бросил их с Малфридой дочь на попечение княгини.
Малфрида каким-то краем сознания поняла, что так Ольга хочет ее отблагодарить. Даже слушала, что Ольга говорила, как хорошо живется у нее Малуше, что девочку растят в холе и тепле. Боги, о том ли сейчас Малфриде было думать!
Что еще происходило, она понимала с трудом. Поняла, что в лагере оживление, что уже и день настал, что Ольгу зовут. Она не хотела отпускать ее руку, ей казалось, что силы Ольги ей помогают. И очень обрадовалась, когда княгиня опять вернулась.
И наконец ей стало легче. Вот и все… — Сын родился! — услышала она голос Ольги. — Малфрида, у тебя крепкий и здоровый сын!
Княгиня держала его перед древлянкой, уже завернутого в пелены. Вернее, как поняла Малфрида, в рубаху Свенельда — у кого же еще может быть такая щегольская яркая рубаха? Так по покону положено, укутывать новорожденных мальчиков в рубашку родителя. Однако ее сын не был зачат от Свенельда. Неужели он дал рубаху? Или Ольга подсуетилась выполнить обычай и сама взяла?