Обладая внешностью и манерами грубого и простоватого вождя викингов, Ллир на самом деле был гораздо хитрее, чем казался. Определенно, он мне совсем не нравился. Я стал с надеждой ожидать момента, когда мне удастся встретиться с ним один на один, с Головорубом против его огромного топора.
— И которая же из них — законная королева? — спросил я как можно более невинным тоном, надеясь застать его врасплох.
Он захохотал.
— Не надейся услышать это от меня! Ты, разумеется, живым отсюда не выйдешь, но мало ли что? Бранвен или Мюллеартах могут получить от тебя эту информацию телепатическим путем, и тогда Жезл Власти, попав в королевскую руку, не допустит мои легионы в Лохлэнн. Мы захватим его, как уже захватили Сокр, если нам не помешает жезл. Так что эта тайна надежно хранится в моей голове, землянин, и никогда оттуда не выйдет.
Но разве мог я позволить ей там остаться? Ведь я всегда считал себя величайшим из земных магов и полагал, что моя магия не действует только на Земле, где вообще бессильны чьи-либо чары. Теперь, наконец, настало время доказать, что я, действительно, колдун и чародей. Если бы только мне удалось проникнуть в мысли Ллира, прочитать их, но, так, чтобы он этого не заметил! Если бы я смог получить только эту короткую информацию, я спас бы и Эннис, и Морриган, и весь Лохлэнн!
Я нисколько не сомневался, что смогу это сделать, и даже знал, как за это взяться. Вспомнив, как Хранитель-бандит подбирался к моему сознанию, я мысленно представил себе руку, осторожно проникающую в мозг Ллира. Пройдя сквозь поверхностный слой, на котором велась наша беседа, рука двинулась дальше.
Сознание Ллира оказалось пронизанным злобой даже больше, чем я мог предположить — почти как у того Хранителя. Холод, сковавший мою воображаемую руку, был так непохож на ту теплоту, которую я ощущал, вступая в мысленный контакт с Морриган! Но под слоем холода и злобы я нащупал, наконец, то, что искал.
— Это Эннис. Эннис — полноправная королева, но они посадят на трон Морриган и не смогут защититься от меня. Эннис — настоящая королева!
Я быстро отступил. Ллир не должен догадаться, что я похитил его тайну. Узнав об этом, он убьет меня на месте. Я вытащил мою воображаемую руку из черепной коробки гиганта, страшно довольный своими магическими способностями и тем, что мне удалось провести великого Ллира.
— Довольно, — сказал он. — Уведите. Землянину больше нечего мне сказать. Посадите его пока в воздушную комнату, я допрошу его еще раз, прежде чем отрубить ему голову и повесить ее в зале Отрубленных Голов.
XII
Несмотря на то, что меня волокли из тронного зала Ллира по винтовой лестнице в подводную темницу, все во мне ликовало. Но, сказать по правде, ликование это сильно умерилось при виде камеры, в которой я оказался.
Это была маленькая металлическая коробка, где мне было даже не выпрямиться во весь рост, заполненная воздухом и вставленная в коробку больших размеров, полную воды. Одна стена моей камеры была из толстого стекла.
Втолкнув меня в тюрьму, люди Ллира сорвали с меня маску. Через некоторое время после того, как я остался один, панель внешней камеры приподнялась, и в нее вплыли три огромные акулы, похожие на тех, что напали на нас по пути сюда. Чудовища внимательно разглядывали меня через толстое стекло камеры. Вид у них был голодный. Мне захотелось показать им язык, но я почему-то передумал.
Во всех книгах, где герои попадают в плен, они меряют шагами темницу, напряженно думая, и в конце концов изобретают блестящий план побега. Я тоже решил попробовать. Пять шагов — поворот, пять шагов — опять поворот. Да, маловато для выработки гениальных идей. Наверное, именно из-за этой тесноты мне не удалось ничего придумать.
Сев на пол, я начал тщательно осматривать помещение. Если мне придется пробыть здесь долго, я попросту вывихну себе шею — мой рост почти пять с половиной футов, тогда как высота камеры — всего четыре. А если лежать на полу, то приходится сворачиваться чуть ли не вдвое. Но они, скорее всего, и не собираются долго меня здесь держать.
Акулы продолжали алчно смотреть на меня сквозь стекло, а одна из них не переставая толкалась в него носом. На морде чудовища застыло какое-то жалобно-голодное выражение. Казалось, его красноватые глаза умоляли меня разбить чем-нибудь это стекло и дать ему проникнуть ко мне, чтобы мною пообедать. Но я решил оставить эту просьбу без внимания. Эта акула чем-то напомнила мне одного импресарио из Голливуда…