Ведьма Пачкуля и месть гоблинов

— Хорошо. Я спускаться. Поготи! Что есть это?

— Ты о чем? Кстати, я вот не пойму. С чего это вдруг небо светится?

— Шшшш! — зашипел Хьюго. — Смотреть!

Он молча указал куда-то вниз. Пачкуля проследила за его лапой — и чуть не свалилась с ветки. Прямо под деревом, на котором они примостились, плелись две мумии. Бинты поблескивали в лунном свете. Их все знали, других мумий в Непутевом лесу не водилось. И сейчас эти две воришки оказались в весьма невыгодном положении.

— Это Запеленатхет и Иссохнимон, — выдохнул Хьюго. — Смотри, госпоша! Смотри, фто они нести!

Запеленатхет и Иссохнимон несли диван. Не просто какой-то диван, нет. А диван, который совсем недавно занимал почетное место в Пачкулиной гостиной! Более омерзительного дивана не привидится в самом наикошмарнейшем сне. Он и новый-то был исключительно безобразен, но что с ним сотворила за несколько лет Пачкуля — не передать словами. Из замызганной и усеянной крошками рваной обшивки торчали три пружины. То был старый и отвратительный диван. И Пачкуля его обожала.

— ОЙ-ЙОООООО! ДИВАН! ЭТО МОЙ ДИВАН! СТОЙТЕ, ВОРЮГИ!

Пачкулин гневный вопль огласил лес, и в кронах деревьев захлопали крыльями вспугнутые ночные птицы. Мумии, узнав голос ведьмы, в панике бросились бежать. Молодцы они, что уж тут. Не простое это дело — бежать по лесу с ворованным диваном, если ты забинтован с головы до ног и слеп как крот. Они сделали никак не меньше трех шагов, прежде чем Запеленатхет (он тащил сзади) споткнулся о корень. Мумии грохнулись на землю и маленько размотались.

— Ты цел, Зап? — просипел Иссохнимон.

— Пока не пойму. А ты, Сохни?

— Вроде цел. Ползем дальше, к победе!

— Сбавьте скорость, шустрики! — Пачкуля наступила на волочившийся по земле конец иссохнимонского бинта. — А ну стоять! А не то я вас живо размотаю!

— Попались с поличным, — сказал Иссохнимон, приподнявшись и потирая локоть. — Убери ногу, Пачкуля. Некрасиво дергать мумию за бинты.

— Ничего и не попались, Сохни, — возразил Запеленатхет. — Мы за этот диван заплатили. Теперь он наш, Пачкуля!

— Нет, вы когда-нибудь слышали, — Пачкуля обращалась к Помёлке и Хьюго, — чтобы ходячий моток тряпья так нагло врал?

— За языком-то последи, — огрызнулся Запеленатхет. — Мы в свое время фараонами были, это тебе не хухры-мухры. Поуважительней надо к царям обращаться, Пачкуля.

— Не знаю, как к царям обращаются, — зловеще сказала Пачкуля, — зато знаю, как они разоблачаются. Сейчас я сяду на СВОЙ диван и послушаю, что вы мне скажете. У вас есть две минуты, чтобы изложить, что тут творится за моей спиной. Иначе домой пойдете голышом.

Запеленатхет и Иссохнимон переглянулись и пожали плечами.

— Ну-у-у-у, — протянул Запеленатхет. — В общем, джинн…

Глава четырнадцатая Воссоединение

— Во дела, — сказал Гнус, качая головой. — Крепко же мы обмишулились.

— Кажись, я шапку потедял, — сказал Пузан. Последние минут пять он тщетно ощупывал свою голову и наконец пришел к выводу, что шапки там нет. Хотя не то чтобы это заинтересовало остальных гоблинов.

Они топтались в кустах у опустевшей стоянки для метел, грызли мятные леденцы и выясняли, почему их план провалился. Спор начался сразу после неудачной облавы и продолжался до сих пор.

— Я все равно считаю, это Красавчик виноват, — в сотый раз повторил вредный Обормот.

— Ага! Ага! — в сотый раз поддакнули Гнус, Свинтус, Косоглаз и Цуцик.

— Я чего думаю, может, я вообще ее сегодня не надевал? — рассуждал Пузан.

— Красавчик — обалдуй, — заключил Косоглаз. — Слышь, Красавчик? Ты обалдуй.

— Я уже сказал: видоват, — угрюмо пробормотал Красавчик. Он совсем упал духом и грыз большой палец, понуро сгорбившись под ежевичным кустом. — Это все от недвов.

— Надо было ее порубить топодом, — твердил свое юный Цуцик. — Я сдазу сказал: давайте порубим ее топодом. А, Пузан?

Но Пузан все не мог успокоиться из-за своей шапки. Его мучило ужасное подозрение, что шапка свалилась с него на стоянке и теперь лежала там в лунном свете, на всеобщем обозрении. (Непременное условие провала секретной гоблинской операции — оставить, по меньшей мере, одну очевиднейшую улику.)

— Надоело мне тут сидеть, — вдруг сказал Обормот. — Я замедз. Домой хочу.

— Я тоже замедз. Шапки-то нету, — отозвался Пузан, показывая на непокрытую шишковатую голову. Никто не обратил на него внимания. Тогда Пузан схватил Цуцикову шапку и напялил на себя. Цуцик, само собой, не одобрил такое поведение. Завязалась потасовка. Остальные присоединились — но больше по привычке, чем от души.

Потом Свинтус достал леденцы, и драка прекратилась. Гоблины немного посидели молча, дыша мятой на замерзшие пальцы и стараясь не думать об утомительной дороге домой.

Тут-то и произошло первое появление на стоянке Макабры-Кадабры (интуиция ее редко подводила). Ведьму так поразило отсутствие метел, что она не заметила гоблинов в кустах. Зато Макабра заметила Пузанову шапку. Она ринулась к ней с победным кличем, схватила и галопом ускакала прочь.

— Откель шум такой? — спросил Свинтус. — Как будто копыта стучали.